Со Светиным замужеством в их тихую с Андреем жизнь ворвалась Антонина Петровна, его мама, женщина громкая, властная и, как быстро выяснилось, уверенная в своем безоговорочном праве указывать, что и как должно быть в их доме. С самого первого дня стало понятно – теперь они жили «на троих». И Света, честно говоря, в этой компании явно чувствовала себя лишней.
– Светочка, ну разве ж так суп варят? – Антонина Петровна влетала на кухню, словно ураган, в тот самый момент, когда Света, стараясь не шуметь, резала овощи. – Ты вот картошку крупно порезала, она же не проварится! Надо мельче, вот так, посмотри! – И ловкие, натруженные руки свекрови выхватывали нож, мгновенно превращая толстые брусочки в аккуратные кубики. Света только молча кивала, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Ну почему нельзя просто сказать «Доброе утро» и уйти в свою комнату, дожидаясь завтрака? Нет, надо непременно вмешаться, поучить, указать.
Потом был борщ. Вернее, не борщ, а «то, что Света борщом назвала». Антонина Петровна критиковала цвет, густоту, наличие или, наоборот, отсутствие каких-то совершенно, по мнению Светы, необязательных ингредиентов. Андрей, сидя между ними за обеденным столом, как будто старался стать как можно меньше, втянуть голову в плечи и вообще слиться с пейзажем. Он молчал, изредка виновато поглядывая то на маму, то на жену. Света, понимая, что сейчас сорвется, просто встала из-за стола, отодвинув недоеденную тарелку.
– Я, пожалуй, пойду, – бросила она сухо и вышла из кухни, оставив свекровь дочитывать нравоучения уже сыну.
Так продолжалось изо дня в день. «Света, ты окно неправильно помыла, разводы же остались!», «Света, что это за беспорядок в шкафу, у нормальных людей вещи по цветам развешивают!», «Света, ты что, опять задержалась на работе? Андрей же голодный сидел, а у него язва!» Про язву, кстати, Антонина Петровна вспомнила впервые за три месяца их совместной жизни, и Света почему-то подозревала, что это был просто тактический ход.
Света работала редактором в небольшом издательстве. Работа ей нравилась, коллектив был дружный, и даже задерживаться иногда не было в тягость. Но «иногда» в интерпретации Антонины Петровны превращалось в систему. Каждый раз, когда Света возвращалась домой хотя бы на пятнадцать минут позже обычного, ее встречал укоризненный взгляд свекрови и молчаливое страдание мужа, покорно поддерживающего мамину линию.
– Андрюш, ну что ты молчишь? Скажи ей, что так нельзя, – наседала Антонина Петровна, когда Света пыталась оправдаться. – Ты же мужчина, глава семьи, должен порядок в доме держать!
Андрей, обычно тихий и неконфликтный, в присутствии матери терял остатки воли. Он мялся, что-то невнятно бормотал про то, что «надо бы, конечно, чтобы все вовремя…», но в его глазах Света видела только усталость и желание, чтобы все это поскорее закончилось.
А закончилось все, как это часто бывает, внезапно и глупо. В один из вечеров Света задержалась на работе, сдавая в печать срочный номер. Предупредить Андрея не успела – телефон разрядился, а потом просто замоталась. Вернувшись домой почти в десять вечера, она застала на кухне Антонину Петровну, сидевшую за столом в позе оскорбленной добродетели. Андрей, как побитая собака, сидел рядом.
– Где ты была? – голос свекрови звенел металлом. – Ты хоть понимаешь, что творишь? Муж дома голодный сидит, волнуется, а она где-то шатается!
– Антонина Петровна, я работала, – попыталась объяснить Света, чувствуя, как внутри поднимается волна бессильной ярости. – У нас срочный номер, я не могла…
– Работа у нее! – передразнила свекровь. – Работа у нее важнее семьи! Да разве ж это семья, когда жена о муже не думает?
И тут Свету прорвало. Все, что копилось внутри месяцами, выплеснулось наружу.
– Знаете что, Антонина Петровна? – голос ее дрожал, но в нем звучала твердость, которой она сама от себя не ожидала. – Это не моя семья. Это – ваша семья! Вы вот и живите в ней вдвоем!
С этими словами Света развернулась и вышла из кухни, прямиком в спальню. Собрала в чемодан вещи, необходимые на первое время – зубную щетку, белье, пару кофт. Взяла паспорт и банковскую карту. Накинула пальто и вышла из квартиры, хлопнув дверью так, что в подъезде эхом прокатилось. Андрей даже не попытался ее остановить. Он просто стоял в коридоре, растерянный и беспомощный, как ребенок, потерявшийся в толпе.
Света ушла. Ушла в ночь, в никуда, оставив позади три месяца кошмара, который она по ошибке назвала семейной жизнью. И, честно говоря, в тот момент она чувствовала облегчение. Словно сбросила с плеч тяжелый груз.
Андрей остался с матерью. Сначала он, казалось, даже не переживал. Ну ушла и ушла. Остынет, вернется, куда она денется. Мама рядом, порядок в доме, еда на столе – что еще нужно для счастья?
Но очень быстро этот кажущийся порядок начал трещать по швам. Антонина Петровна, конечно, продолжала готовить, но как-то без души. Суп получался то пересоленым, то пресным, котлеты – сухими, а картошка – недоваренной. В квартире как-то незаметно поселился беспорядок. Пыль на полках, разбросанные носки, гора неглаженого белья – раньше всего этого просто не было. Света, как пчелка, порхала по дому, все успевала, все держала под контролем. А теперь… теперь все как-то поникло, завяло.
Андрей вдруг осознал, что разучился есть нормальную еду. Вернее, еда-то вроде бы и была, но какая-то безвкусная, пресная, не радующая. И дело было даже не во вкусе, а скорее в атмосфере. Раньше за ужином они с Светой разговаривали, смеялись, обсуждали прошедший день. А теперь за столом сидели вдвоем с матерью и молча ковыряли вилками в тарелках. Антонина Петровна, конечно, пыталась завести разговор, рассказывала про соседей, про новости из телевизора, но это все было не то. Как будто музыка играла мимо нот.
А вечерами становилось совсем тоскливо. Раньше они с Светой любили смотреть фильмы, читать книги, просто сидеть рядом, молча, но чувствуя тепло друг друга. А теперь вечера проходили в молчании, прерываемом ворчанием телевизора и поучительными речами матери. Андрей вдруг понял, что ему не хватает не просто жены в доме, а именно Светы. Ее смеха, ее нежных прикосновений, ее спокойного, уравновешенного характера. Даже ее ворчания по поводу разбросанных носков, которых раньше он так не любил, сейчас казались чем-то теплым и родным.
Однажды вечером, когда Андрей сидел на диване, уставившись в одну точку, Антонина Петровна села рядом. Обычно она садилась напротив, как бы инспектируя его, а тут вдруг – рядом, плечом к плечу. Андрей покосился на мать, удивленный. В глазах ее не было привычной властности, скорее какая-то усталость и… грусть?
– Сынок, – тихо начала Антонина Петровна, – я ведь все понимаю.
Андрей вздрогнул. Что понимает? Что он бестолковый, непутевый, не может жену удержать? Сейчас опять начнется, думал он, готовясь выслушать очередную порцию упреков. Но мать продолжила совсем в другом тоне.
– Я понимаю, что тебе без Светы плохо. И мне, если честно, тоже. Но… по-другому не получалось у меня.
– Не получалось? – переспросил Андрей, не понимая. – Что не получалось? Мам, ты о чем?
Антонина Петровна вздохнула, словно собираясь с духом. Помолчала немного, глядя куда-то в сторону, и потом заговорила, медленно, подбирая слова, словно рассказывала какую-то очень личную, давно забытую историю.
– Ты ведь знаешь, какой у нас с отцом был брак… – начала она. Андрей кивнул. Он помнил обрывки их ссор, вечное напряжение между родителями, а потом – внезапный уход отца, оставивший зияющую рану в сердце матери.
– Он ушел… и я осталась одна. С тобой, маленьким совсем. И мне так страшно было, что я опять одна останусь. Что и ты вырастешь и уйдешь… как он. Понимаешь? Я боялась, сынок. Боялась одиночества до смерти.
Андрей молчал, потрясенный. Он никогда не видел мать такой. Сильной, властной – да. Но вот такой… беззащитной, напуганной – никогда. Ему вдруг стало стыдно за свое раздражение, за свою злость на нее. Ведь она не из вредности его контролировала, не из желания командовать, а просто… боялась.
– И когда Света появилась, – продолжала Антонина Петровна, – я испугалась еще сильнее. Подумала, что ты ее полюбишь больше меня. Что она тебя у меня отнимет. Глупая, да? – горько усмехнулась она. – Ревновала, как девчонка. Вот и цеплялась за тебя, указывала ей, поучала… Думала, так удержу тебя рядом.
Она замолчала, опустив голову. Андрей смотрел на нее и видел не властную свекровь, отравлявшую жизнь его жене, а просто уставшую, одинокую женщину, которая совершала ошибки от страха. И ему стало ее жаль. По-настоящему жаль.
– Но знаешь что, сынок? – Антонина Петровна подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Хватит. Надоело мне бояться. И тебе мучиться хватит. И Свете…
– Что ты хочешь сказать? – спросил Андрей, чувствуя, как в груди зарождается неясная надежда.
– А то, что пора вам жить своей жизнью. Вдвоем. Без меня.
– Мам… – Андрей недоверчиво уставился на мать. – Ты… куда ты?
– А я к сестре поеду. В Тверь. Она давно зовет. Поживу у нее. Может, и работу там найду, на пенсии-то скучно сидеть. – Антонина Петровна старалась говорить бодро, но в голосе звучали нотки грусти.
Андрей молчал, ошарашенный. Ему казалось, что сейчас он спит и видит какой-то странный сон. Мать, которая всегда стремилась контролировать каждый его шаг, вдруг добровольно собирается уехать? Это было… невероятно.
– Ты серьезно, мам? – не веря своим ушам, спросил он.
– А что мне несерьезно? – Антонина Петровна улыбнулась слабой, усталой улыбкой. – Пора вам жить своей жизнью, детки. А мне – своей. Я свое уже отжила. Теперь вы живите. И будьте счастливы.
Андрей смотрел на мать и понимал, что происходит что-то важное. Что-то переломное. Он вдруг увидел не властного тирана, а простую женщину, которая устала от борьбы, от страха, от одиночества. И которая нашла в себе силы признать свои ошибки и отпустить сына.
В голове у Андрея все перевернулось. Ему вдруг стало стыдно за свою бесхребетность, за то, что позволил матери вмешиваться в их жизнь, за то, что не смог защитить Свету. Он понял, почему она ушла. Не из-за супа и не из-за неправильно помытых окон. А потому что не выдержала жизни в троем. Потому что ей нужен был муж, а не маменькин сынок, вечно прячущийся за мамину спину.
В тот вечер Андрей почти не спал. Перебирал в голове слова матери, вспоминал Свету, их недолгие месяцы счастья, затем постепенно надвигающийся мрак свекровиной опеки. И чем больше он думал, тем острее становилось чувство вины и желание все исправить.
Утром, едва рассвело, Андрей собрался и пошел к Свете. Знал только ее адрес по прописке, никогда раньше там не был. Шел на встречу неизвестности, готовый бороться за их любовь, как никогда в жизни раньше не боролся ни за что.
Он нашел ее быстро. Небольшая панельная многоэтажка на окраине города. Квартира на пятом этаже. Сердце колотилось, как бешеное. Поднялся, позвонил.
Дверь открыла Света. В домашнем халате, немного растрепанная, но все равно – красивая, родная, до боли знакомая. Увидев его, она не удивилась, не обрадовалась, не нахмурилась. Просто смотрела спокойно и как-то отстраненно. Как на чужого человека.
– Привет, Андрей, – сказала она ровным голосом. – Что тебе нужно?
– Света… мне нужно с тобой поговорить, – промямлил Андрей, чувствуя себя нелепо и неуклюже. – Пожалуйста.
Света молча открыла дверь шире, пропуская его внутрь. Квартира была маленькая, уютная, какая-то по-женски аккуратная. На окне – цветы в горшках, на столе – чашка кофе и открытая книга. В воздухе – легкий аромат свежесваренного кофе и каких-то приятных духов. Здесь пахло спокойствием и свободой. Совсем не так, как дома, где всегда витала тяжелая атмосфера материнского контроля.
– Я слушаю, – сказала Света, присаживаясь на диван и указывая Андрею на кресло напротив. В ее глазах не было ни враждебности, ни надежды. Только спокойное ожидание.
Андрей сел, почувствовав, как волнение накатывает новой волной. Он смотрел на Свету и понимал, что перед ним уже не та робкая, растерянная женщина, которая жила с ним под давлением свекрови. В ее глазах появилась сила и уверенность. Она изменилась. И эти изменения пугали и привлекали одновременно.
– Света, я… я все понял, – начал он неуверенно. – Мама… мама мне все рассказала. Про свои страхи, про… про все. Я понял, что во всем виноват я. Что я был слабаком и не смог тебя защитить. Прости меня.
Света смотрела на него молча, не перебивая. Давая ему выговориться.
– Мама уезжает, – продолжил Андрей. – К сестре в Тверь. Она поняла, что мы должны жить своей жизнью. И я… я тоже это понял. Я хочу вернуть тебя, Света. Я хочу начать все с начала. Только мы вдвоем. Как раньше. Как мы мечтали.
Света вздохнула и покачала головой.
– Андрей, как раньше уже не будет, – сказала она мягко, но твердо. – Я не вернусь в ту же ситуацию. Я не вернусь туда, где ты ставишь маму выше меня. Где твое мнение – второстепенно. Где я должна быть удобной для вас двоих. Нет, Андрей. Так больше не будет.
Андрей поник. Он ожидал отказа, но все равно эти слова резанули по сердцу. Он понимал, что заслужил их.
– Я знаю, – тихо сказал он. – Я понимаю. Я не прошу тебя вернуться сразу. Я прошу дать мне шанс. Доказать тебе, что я изменился. Что я больше не буду тем маменькиным сынком. Я хочу быть твоим мужем, Света. Настоящим мужем.
Света смотрела на него долго, внимательно, словно пытаясь увидеть насквозь, прочесть его мысли и чувства. В ее глазах мелькнуло что-то неуловимое – то ли сомнение, то ли надежда, то ли просто интерес. Но враждебности уже не было. И это уже было неплохое начало.
– Хорошо, Андрей, – сказала она наконец. – Я готова посмотреть, как ты будешь меняться. Но помни, второго шанса не будет.
Андрей поднял глаза и увидел в них не уверенность в победе, а скорее твердое намерение. И он был готов. Готов доказать ей, что достоин этого шанса. Готов начать новый путь, путь к возвращению любви и доверия. Путь, который им только предстояло пройти. И пусть этот путь не будет легким и быстрым, главное – они оба были готовы идти по нему вместе. И кто знает, может быть, в конце этого пути их ждало настоящее, крепкое и счастливое будущее, которое они едва не потеряли из-за неожиданного поворота судьбы – поворота, который в итоге оказался к лучшему.
