Маргарита свернула с широкого проспекта в узкий, тенистый переулок. Апрельское солнце било прямо в лобовое стекло, заставляя щуриться. Сегодня отменили детский фортепианный конкурс — Лиза Савельева, явная победительница, внезапно заболела, и всё мероприятие перенесли. У Маргариты неожиданно освободились два часа.
Удача!
Можно забрать Мишку из сада чуть раньше обычного — он обрадуется. А потом можно прогуляться по набережной и даже позволить себе мороженое в «Баскин Роббинс».
Она остановилась на светофоре и начала мысленно составлять список дел. Звонила свекровь — хотела увидеться на выходных. Нужно забрать пальто Глеба из химчистки…
Глеб.
Странное дело: сегодня она почти не думала о муже, хотя обычно его образ занимал всё её внутреннее пространство, как большая мягкая мебель в маленькой комнате. Двенадцать лет их брака напоминали плотную ткань с разными нитями: страсть, привычка, злость, редкие ссоры и, чаще всего, спокойная, устойчивая привязанность.
Маргарита свернула в узкий проезд между новостройками и старым кварталом. И вдруг резко нажала на тормоз.
Сердце словно подскочило и заколотилось где-то в горле.
Примерно в пятидесяти метрах, в укромном уголке между кафе «Ласточка» и давно заброшенной голубятней, стояла машина. Тёмно-синяя BMW. Их BMW. Машина Глеба. Он недавно купил её на крупную премию, которую выбивал месяцами. Маргарита безошибочно узнала бы этот автомобиль среди тысячи — по хромированным дискам и едва заметной вмятине на заднем бампере.
Что-то холодное и противное шевельнулось внутри.
Глеб должен быть на важных переговорах с поставщиками. Вчера весь вечер жаловался, что эта встреча «съест весь четверг».
Маргарита медленно подъехала ближе и заглушила двигатель. Не осознавая своих действий, будто кто-то другой руководил её телом, она вышла из машины и на цыпочках, чтобы не спугнуть, приблизилась к углу здания. За ржавым козырьком над служебным входом кафе осторожно выглянула.
В автомобиле сидели двое. Мужчина и женщина. И целовались они так, будто хотели слиться в одно целое.
Господи…
Маргарита зажала рот рукой. Ноги подкосились. Это был Глеб. Её муж. А рядом с ним — женщина с каштановым хвостом и обнажённым плечом в белой блузке. Его руки скользили по её телу так уверенно, так привычно, что Маргарите стало дурно.
Она не помнила, как достала телефон. Пальцы двигались сами, сделали несколько снимков. Потом медленно отступила назад, спотыкаясь о обломки асфальта, и побежала к своей машине. Села, сжала руль так, что костяшки побелели, и просто сидела, пока сердце не начало биться чуть реже.
Через двадцать минут она уже улыбалась воспитательнице в садике. Через полчаса покупала Мишке любимое мороженое. Когда Глеб вернулся домой с коробкой пирожных и запахом чужих духов:
— Представляешь, эти чертовы поставщики меня замучили! — сказал он, как ни в чём не бывало.
Маргарита поставила ему ужин и спросила: — Как прошёл день?
– Всё по плану, малыш, – потрепал он её по плечу. – Выбил скидку. Надо отметить это в выходные.
Она улыбнулась, чувствуя, как внутри формируется глыба льда.
Мишка носился с самолётом по квартире, радостно крича «вжух-вжух». На столе — пирожные с приторным ароматом, как будто символ лжи. Маргарита механически перемешивала салат, наблюдая, как майонез растекается по листьям — будто белые трещины в её жизни, которые она заметила только сегодня.
— Может, завтра созвонишься с мамой? — предложил Глеб, перегнувшись через стол и коснувшись её запястья. – Поедем на базу отдыха, недалеко же.
Маргарита кивнула, ощущая его прикосновение как ожог. На лице — пластиковая улыбка, приклеенная намертво, внутри — пустота.
Когда Глеб уснул, а Мишка, как всегда, пролез к нему в кровать, Маргарита осталась одна на кухне. Было два часа ночи. Она сидела, согнувшись над столом, и листала фотографии на телефоне.
Глеб и женщина. Увеличение. Ещё. Ещё. Это была Софья?!
Маргарита поперхнулась кофе, закашлялась, прижав к губам полотенце. Софья Бельская — её якобы лучшая подруга с курсов английского. Ухоженная тридцатипятилетняя красавица с дорогим маникюром, соблазнительной фигурой и взглядом, полным сочувствия.
Та самая, которая последние месяцы маячила рядом: то случайно встретится в кафе, то подвезёт домой, то вызовется посидеть с Мишкой. Та самая, что говорила:
— В жизни так не хватает настоящей женской дружбы. Мужики ведь ничего не понимают. А с тобой мне легко.
Кофейная кружка выскользнула из рук и ударилась о стол. Чёрные капли потекли по клеёнке с цветочками. Тридцать шесть часов назад Софья сидела за этим столом, пила чай и жаловалась на одиночество. Даже попросила зонт — вдруг начался дождь. А потом, будто в экстазе, добавила:
— Как у тебя уютно дома… Прямо идеальное семейное гнёздышко.
Идеальное. Гнёздышко. Как же.
А теперь вот она — в объятиях её мужа.
Маргарита вытерла кофе и открыла Инстаграм Софьи. Обычный аккаунт успешной женщины: фото из спортзала, путешествия, красивая еда, цитаты о силе духа. Она пролистала ленту. И вдруг остановилась на одном снимке.
Ресторан «Васаби», декабрь прошлого года. Софья с сушим сетом, довольная. На заднем фоне — размытая фигура. Но Маргарита узнала бы её в любой точке мира.
Это был Глеб. В тот самый вечер, когда вернулся домой пьяный, с запахом сакэ и рассказами о долгом рабочем ужине.
Пролистывая профиль Софьи, Маргарита находила всё новые совпадения: та в торговом центре, где у Глеба была деловая встреча; та с кофе возле его офиса, якобы «горячо рекомендованного»; та же самая женщина записалась на те самые курсы английского, куда ходила и Маргарита.
«Они познакомились задолго до меня», — мрачно поняла она. Внутри разливалось ледяное оцепенение.
Память будто издевалась — подкидывала воспоминания первой встречи с Глебом. Это было через год после института, в пыльном бюро переводов на Петроградской. Он пришёл заверить документы для командировки за границу. Его внимательный взгляд тогда заставил её покраснеть до корней волос.
— Вы не подскажете, где здесь банкомат? — робко спросил он, улыбаясь так, что хотелось провалиться сквозь землю. Какой взрослый, серьёзный мужчина, а такой растерянный! И как она повелась на эту игру!
Первое свидание — в кафе, где пахло корицей и ванилью. Глеб рассказывал о поездках по Европе, жестикулировал слишком активно и случайно опрокинул чашку с кофе прямо на свой дорогой ежедневник. Тогда он смутился, как школьник, и смеялся над собой без пафоса.
— Теперь вы обязаны выйти за меня замуж, я окончательно опозорен, — шутил он, промакивая страницы салфеткой.
Маргарита помнила, как волновалась перед знакомством с его матерью — строгой, ухоженной женщиной с идеальной осанкой. Свекровь долго не принимала её, называя «провинциалкой». Каждое слово, брошенное сыну на кухне, Маргарита слышала, когда мыла посуду за дверью.
Отца Глеба она любила — он был добрым, но болезнь унесла его всего через два года после свадьбы.
А потом родился Мишка — маленький, крикливый комочек жизни, который перевернул всё с ног на голову. Глеб нежно укачивал сына, напевая глупые колыбельные про космонавтов. Тогда он был счастлив… или только казался таким?
Теперь вспоминались другие моменты — редкие вечера дома, бесконечные встречи, новые друзья мужа.
— Я просто хочу обеспечить вам лучшее, — говорил он, оправдывая свои отлучки. И она верила.
Следующий снимок на телефоне — Софья, которая целует Глеба через рычаг переключения передач. А он смотрит на неё так, как на неё — Маргариту — давно уже не смотрел. Когда это началось? Когда их жизнь стала лишь фасадом?
«А вдруг это не то, что кажется?» — попытался прошептать внутренний голос. Но Маргарита отмахнулась от него, как от надоедливой мухи. Она не следователь, чтобы собирать улики. Достаточно того, что видела собственными глазами.
Она закрыла глаза, вспоминая слова матери:
— Отрезай сразу, как пластырь. Больно, зато быстро.
Развод, раздел имущества, суды… Но мысль о том, как Мишка будет метаться между двумя домами, рисуя в садике «мою семью» на двух половинках листа, заставила её передумать.
Есть другой путь. Маргарита допила остывший кофе. Она имеет право знать правду. И защитить себя. Своими методами.
Днём она улыбалась, готовила ужины, проверяла уроки у Мишки. А ночью становилась расследователем, раскапывающим руины своего брака.
На третий день она получила доступ к телефону Глеба. Пароль — дата рождения Софьи. Такая трогательная сентиментальность. В переписке обнаружились сообщения, отправленные ещё прошлым летом. То есть задолго до «случайной» встречи на курсах английского они вели свою игру.
– Это судьба, – писал Глеб. – Что три года работали в соседних зданиях, а встретились только сейчас.
– Судьба-проказница, – отвечала Софья. – Хотя я немного помогла ей решиться.
Маргарита сжала зубы так, что заболели скулы. А потом сделала неожиданное — набрала номер Софьи и предложила встретиться. «Просто поболтать».
Та согласилась слишком легко. Маргарита почти услышала, как её противница потирает руки в предвкушении.
Встреча состоялась в кафе торгового центра «Галерея». Софья опоздала на пятнадцать минут — ровно столько, чтобы показать занятость, но не больше.
— Боже, как я устала! — вихрем ворвалась она, благоухая «Шанель №5». — Как дела? Ты сегодня какая-то особенно сияющая!
Маргарита ответила улыбкой, полной ледяной игры: — Новости хорошие. Мне тётя из Новосибирска позвонила… собирается продавать квартиру и хочет часть денег отдать мне. Для Мишки, на образование.
— Какая тётя? — Софья чуть наклонилась вперёд, глаза блеснули интересом.
— Да ты не знаешь. Мы почти не общаемся. Продаёт квартиру в сталинке, хочет в дом престарелых переехать. Обещала около восьми миллионов оставить мне.
Чашка Софьи дрогнула. Маргарита видела, как внутри женщины начали мелькать цифры быстрее, чем на фондовом рынке.
— Здорово! А ты Глебу уже сказала?
— Пока нет. Хочу сюрприз. Да и времени нет. Он всё время на работе, дома только о всякой ерунде говорит.
— Может, у него какие-то проблемы? — с надеждой спросила Софья.
— У него всё благополучно, — Маргарита театрально пожала плечами. — Кстати, он часто упоминает одну Веронику из вашего офиса. Очень ею восхищается.
— Какую Веронику? — Софья нахмурилась.
— Ну, ту, что работает у вас. Не знаю, как её зовут. Глеб часто о ней говорит. Такая умница, бизнес-леди…
Софья заметно напряглась. В её глазах вспыхнула ревность. Маргарита мысленно усмехнулась. Пусть теперь терзает Глеба подозрениями.
Через пару дней Маргарита вышла к адвокату — строгой женщине с видом опытного хирурга.
— Развод? — спросила та, просматривая подготовленные документы.
— Пока нет, — покачала головой Маргарита. — Сначала хочу защитить сына и себя. А там посмотрим.
— Уже молодец. Квартиру переоформили на ребёнка?
— Подписал неделю назад. Думает, это для налоговой.
— Сад?
— Убрала Глеба из списка доверенных лиц.
— Вклады?
— Половину перевела на свой счёт в другом банке.
Адвокат одобрительно кивнула: — Редкая собранность. Обычно приходят уже тогда, когда муж забрал даже рамочку с фото.
— Двенадцать лет была хранительницей очага, — улыбнулась Маргарита. — Теперь буду хранительницей доказательств.
Вечером Глеб вернулся домой рано, с розами и билетами в театр. Целовал жену в щёку, пахнущую новым парфюмом.
— Почему такой ранний? — спросила она, гладя скатерть.
— Хотел тебя порадовать. Ты какая-то… другая последнее время.
— Всё хорошо, — ответила она. — Впервые за две недели это были искренние слова.
Облако семьи Корневых было словно старый чердак — вроде бы аккуратно, а загляни чуть глубже — и найдёшь всё, что нужно.
Маргарита просматривала фотографии для школьного альбома Мишки — классному руководителю нужно было подобрать «самые душевные», те, что «отражают внутренний мир ребёнка».
Да какой внутренний мир у семилетнего мальчишки? У него там трансформеры, динозавры и немного грязных пятен на футболке.
Она пролистывала папки: «Лето 2023», «День рождения Миши», «Поездка к бабушке» — когда вдруг её взгляд наткнулся на странное название: «Schooling options». Дата создания — три недели назад. Маргарита нахмурилась.
Ни о каких изменениях в обучении сына они с Глебом не говорили. Мишка ходил в обычную школу, всё было хорошо. А теперь это… Она открыла папку и замерла.
Внутри лежали десятки документов: брошюры частных пансионов, предложения по цене и условиям, календари приёма. Швейцарский интернат. Подмосковная школа-пансион. Британская академия для детей с круглосуточным проживанием. И всё — для детей его возраста.
Сердце заколотилось. Зачем Глебу эти документы? Почему он собирает информацию за её спиной?
В той же папке она нашла файл с загадочным названием — «Plan S+G». Открыв его, она словно очутилась перед стволом пистолета. Это была переписка между Глебом и Софьей.
Софья: Пансион — идеальный вариант. Ты сможешь видеть Мишку по выходным. А мы получим свободу.
Глеб: Не уверен… Он никогда не жил без нас. Маргарита будет против.
Софья: Но ты сам говорил, что после развода она уедет к своей маме. Какая разница, где останется ребёнок? Её мнение больше не будет играть роли.
Глеб: Нужно действовать грамотно. Адвокат говорит, есть шанс получить опеку мне. У неё маленький доход, нет перспектив…
Софья: Просто отлично! Особенно школа в Швейцарии. Представляешь, какой у него будет старт? Мы будем жить без забот о детях!
Комната поплыла перед глазами Маргариты. Тошнота подступила к горлу. Воздух стал плотным, почти непроницаемым. Она судорожно вцепилась в край стола, стараясь не потерять равновесие.
Они хотят забрать у неё сына. Отправить в пансион. Вычеркнуть её из жизни ребёнка.
Зажмурившись, Маргарита вспомнила себя прежнюю — ту доверчивую девушку из кафе с корицей, которая поверила в любовь, случайность и честность.
Открыв другой документ, она обнаружила финансовый план — подробный, продуманный. Глеб собирался перевести имущество матери, скрыть деньги на новых счетах, доказать, что она — плохая мать.
Без лишних эмоций, как робот, Маргарита скопировала всё на флешку.
Через час она уже сидела на кухне и рассматривала календарь. 20-е числа он выделил красным маркером. День рождения свекрови. Послезавтра.
Маргарита взяла телефон и набрала номер свекрови.
— Алла Борисовна, дорогая! Я так рада вас слышать! Мы с Глебом подготовили сюрприз… Да-да, он организует. А мы с Мишей хотим пригласить вас домой на ужин в пятницу. Я составила меню специально под ваш вкус…
Повесив трубку, она сразу же набрала Софью.
— Софьюшка! Как здорово, что ты ответила! У нас с Глебом ремонт, а ты же говорила, что твоя подруга дизайнер… Не могла бы зайти в пятницу вечером? Обсудите всё вместе. Глеб будет дома. Он не против, я с ним уже поговорила.
Закончив разговор, Маргарита подошла к холодильнику, затем к шкафу. Выбрала лучшие бокалы, самые острые ножи — будто не на ужин готовилась, а к чему-то более серьезному.
В гардеробе она перебрала платья — не жёлтое, не синее, не зелёное… Красное. Цвета алой крови. Глубокий вырез, дерзкий разрез на бедре. Платье, которое Глеб настоятельно советовал купить три года назад, но она так и не надела его до сих пор.
Разгладив ткань, Маргарита повесила его на шкаф. Из нижнего ящика достала папку с бумагами — договор дарения квартиры на имя сына, справки из банка, распечатки переписки и заявление в полицию на имя Глеба.
Телефон зазвонил. Это был он.
— Маргош, я задерживаюсь, не жди меня на ужин.
— Конечно, милый. Кстати, послезавтра день рождения твоей мамы. Я пригласила её на ужин. И Софью тоже — ты же хотел обсудить ремонт?
Пауза в трубке. Глеб растерян.
— Софью? Зачем?
— Ну как зачем? Она ведь твоя коллега! И подруга дизайнера. Хотела бы, чтобы они осмотрели квартиру. Не против?
— Нет… То есть, не знаю.
— Прекрасно! Приходи пораньше, хочу поговорить с тобой. О Мишке.
Не дождавшись ответа, она положила трубку и подошла к зеркалу. Лицо стало другим — мягкость исчезла, сменившись резкими чертами решимости. Она медленно нанесла ярко-алую помаду, под цвет платья.
Ужин предстоял особенный. Такой, который запомнится надолго.
Стол был накрыт с царским размахом: свечи в серебряных подсвечниках, хрусталь, фарфор, салфетки, сложенные в форму лилий. Казалось, сюда вот-вот войдут представители королевской семьи.
Маргарита проверила каждую вилку, каждый графин. Старшая сестра, поклонница этикета, точно заплакала бы от восторга.
Глеб теребил приборы, поглядывая на часы.
— Может, не стоит было столько людей приглашать? Мама любит интимную обстановку, а тут ещё и твоя подруга…
— Софья — не просто моя подруга, — холодно произнесла Маргарита, — это наша общая знакомая. Разве ты не рад?
Звонок в дверь оборвал его попытку ответить. Первой вошла Алла Борисовна — строгая, ухоженная, с безупречной причёской и выражением лица, будто ей только что сообщили о начале войны.
— Мариша, милая! — Алла Борисовна чмокнула невестку в щёку, оставив след помады, похожий на липкий штамп. — Какой чудесный ужин вы приготовили! А где мой внук?
— Мишу я отправила к маме, — спокойно ответила Маргарита, принимая букет чайных роз. — Сегодня у нас вечер для взрослых.
Через двадцать минут в дом вошёл Виктор Сергеевич — отчим Глеба, высокий седовласый мужчина с привычкой говорить так, будто каждое его слово должно быть высечено в камне.
— Ну что, молодые, как бизнес? — громко проговорил он, переступая порог и передавая сыну бутылку дорогого виски. — Растёте? Процветаете?
Последней прибыла Софья — в светлом платье, звенящем браслетом на запястье и нервной улыбкой. Она застыла в дверях, заметив, что за столом уже собрался весь круг семьи.
— Я думала, мы обсудим ремонт… — растерянно пробормотала она, переводя взгляд с Маргариты на Глеба.
— О, у нас сегодня будет много интересного! — Маргарита улыбнулась, но в её глазах не было тепла. — Заходи, Софьюшка! Ты ведь почти родная.
Глеб побледнел до синевы. Его мать заметила это первой и тревожно коснулась его руки:
— Глебушка, ты в порядке? Может, тебе воды?
— Нормально, — процедил он сквозь зубы, одним глотком осушив бокал.
Первые полчаса вечера напоминали театр без репетиции: все двигались, но никто не понимал, в какой пьесе играет. Глеб молчал, механически жуя мясо. Софья болтала без умолку, расхваливая еду. Алла Борисовна с подозрением изучала интерьер, будто искала следы скрытой войны.
Когда основное блюдо было закончено, Маргарита аккуратно промокнула губы салфеткой и встала:
— Дорогие гости, у меня есть ещё один сюрприз.
Она подошла к пианино в углу гостиной, положила пальцы на клавиши. Из-под них потекла знакомая мелодия — ноктюрн Шопена, та самая, на которой когда-то закружились они с Глебом на свадьбе. Игра была идеальной, но в каждом аккорде слышалась боль разрывающейся души.
Закончив, Маргарита не сразу повернулась к гостям. А когда обернулась — на лице играла улыбка хищника, загнавшего добычу в угол.
— Хотела бы рассказать одну историю, — начала она с такой же интонацией, как обычно предлагала рецепт. — О женщине, которая 12 лет строила семью, а потом случайно увидела своего мужа в объятиях другой.
Софья судорожно втянула воздух, будто ей перехватило горло. Глеб отшатнулся, как от удара.
— Маргарита, перестань нести чушь! — резко сказала Алла Борисовна, поправляя платье. — Перейдём к десерту.
— Обязательно, — кивнула Маргарита. — Только десерт будет совсем не сладкий. — Она открыла ящик буфета и достала папку с фотографиями. — Посмотрите, как ваш сын проводит время. И как моя «лучшая подруга» ему в этом помогает.
А4-снимки легли на стол веером — как карточная партия, где каждый получил свой проигрыш. Глеб и Софья в машине. Они заходят в один подъезд. Они обсуждают, как отправить Мишку в интернат.
Виктор Сергеевич откинулся на спинку стула, лицо его стало маской. Алла Борисовна прижала руку к груди.
— Это фальшивка! — рявкнул Глеб, но голос предательски дрожал.
— Не стоит даже пытаться, — холодно оборвала его Маргарита. — Я получила доступ к твоему телефону три недели назад. Знаю всё: ваши встречи, сообщения, планы.
Обратившись к Софье, она добавила: — А ты… Ты специально ко мне прицепилась? Чтобы узнать всё обо мне, о моём ребёнке, о моих слабостях?
— Это он начал! Он преследовал меня! — вскрикнула Софья, переворачивая бокал. Красное вино растеклось по скатерти, будто кровь. — Я хотела прекратить, но он угрожал!
— Лжеца! — выдавил Глеб. — Это ты предлагала этот план! Ты сама меня преследовала!
Маргарита наблюдала за их истерикой с видом учёного, который наблюдает за разрушением муравейника.
— Значит, против воли согласился? — сухо спросила она. — Смотри, какую глупость устроил. Алла Борисовна, Виктор Сергеевич… хотите знать, что ваш сын задумал с моим сыном?
Она протянула им документы. Алла Борисовна пробежала глазами пару строк и побелела.
— Глеб, скажи, что это неправда! Он же твой сын!
— Всё не так! — взмолился тот. — Это временное решение… чтобы он адаптировался…
— Ага, адаптировался к жизни без матери, — Маргарита рассмеялась, и в этом смехе слышались осколки былой любви. — Ты меня плохо знаешь. Наивно думать, что я отдам тебе Мишку. Особенно после такого.
Из буфета она вытащила ещё одну папку — с юридическими бумагами.
— Квартира теперь на Мише. Опекунами назначены мои родители. Ты исключён. Половина денег переведена на счета, к которым у тебя нет доступа.
Глеб задохнулся, как выброшенная на берег рыба.
— Ты не можешь…
— Я уже сделала, — спокойно ответила Маргарита. — И да, готовлю заявление на развод. А также в полицию — за попытку мошенничества с дачей через вашу маму.
Лицо Аллы Борисовны потемнело: — Ты хотел использовать меня?!
— Я вас так не воспитывал! — громко заявил Виктор Сергеевич, поднимаясь с места.
— Но воспитали именно так, — заметила Маргарита. — Теперь — внимание. У меня есть предложение для всех.
Она выложила на стол флешку: — Здесь всё. Все ваши секреты. Если вы, Алла Борисовна и Виктор Сергеевич, подпишете обязательство не вмешиваться в дело опеки над Мишей, я не стану этого публиковать.
Виктор Сергеевич коротко кивнул: — Вы имеете право.
— А ты, Софья… — Маргарита посмотрела на плачущую женщину. — Ты напишешь заявление об уходе и покинешь город. Или я направлю всю вашу переписку в компанию. Там ценят моральные принципы сотрудников.
Софья молча кивнула, пряча лицо в платочке.
— Маргош, давай поговорим… — начал было Глеб, делая шаг к жене.
Но Маргарита отпрянула, как от заражённого.
— Разговор окончен. Ты получишь документы завтра. А сейчас — всем спасибо за вечер. Ужин закончен.
Она распахнула входную дверь, как занавес в театре. Гости медленно потянулись прочь — головы опущены, лица бледны, походка скорее похожа на похоронное шествие.
Последним уходил Глеб. В одной руке он держал пальто, в другой — фотографии с Софьей, будто они могли хоть что-то спасти.
— Ты всё тщательно спланировала, — произнёс он, и в его голосе проскользнуло невольное восхищение.
— Ещё бы, — Маргарита закрыла глаза, чувствуя такую усталость, будто пробежала марафон. — Я ведь педагог. Планировать — моя работа.
Когда за ним закрылась дверь, она не заплакала. Просто сняла обручальное кольцо, швырнула его в вазу с завявших цветами и начала убирать остатки ужина, который стал похоронами их семьи.
Май выдался необычайно жарким. Солнце щедро лилось на Петроградскую сторону, размягчая асфальт и заставляя старушек на лавочках хлопать ртами, как выброшенные на берег рыбы.
Маргарита особенно ценила это время года в новой квартире — втором этаже старого дома с высокими потолками и окнами, выходящими во двор, где раскинулся густой клён, создавая естественную прохладу своими тенями.
Утром почтальон принёс заказное письмо. Маргарита подписала бумагу, но даже не стала открывать конверт — сразу положила его на стол. Она и так знала: внутри решение суда о расторжении брака.
Финальная точка в истории, начавшейся двенадцать лет назад с пролитого кофе, случайной встречи и его робкой улыбки.
– Ма-а-ам! – Мишка, растрёпанный, с отпечатком подушки на щеке, выполз из комнаты. – Ты обещала блинчики с творогом!
– Сначала умейся, маленький болотный чучелко! — рассмеялась она, взъерошив ему волосы. Мишка радостно хрюкнул и побежал в ванную.
Прошло полгода с того вечера, когда она бросила кольцо в вазу. Шесть месяцев судебных заседаний, бессонных ночей, сложных разговоров с сыном, объяснений, почему теперь они живут отдельно, почему папа приходит в гости, а не остаётся.
Первое время Миша плакал по ночам, звал отца. Потом замолчал, замкнулся. Психолог сказал, что это нормально — реакция на стресс. Нужно время. Маргарита дала ему это время. И однажды, листая старые фото, сын вдруг спросил:
– А папа нас больше не любит?
– Нет, что ты! Он тебя очень любит, просто у взрослых бывает так, что мы уже не можем быть вместе.
– Как у Вадика? У него тоже папа живёт отдельно.
На следующий день Миша нарисовал в садике семью: мама с огромной улыбкой, он сам с мороженым в руках. Папы на рисунке не было. Маргарита долго смотрела на этот детский шедевр, потом повесила его на холодильник.
После развода её жизнь не рухнула, как многие предполагали, а, наоборот, собралась в новый, более прочный целостный образ. Она вернулась к преподаванию фортепиано, набрала учеников. Директор музыкальной школы, услышав её импровизацию на юбилее коллеги, предложил сольный концерт в малом зале филармонии. Три дня назад она подписала договор.
Глеб исчез быстро, почти без следа. Так же внезапно покинула его и Софья. Их связь не выдержала скандала и провала всех планов. Алла Борисовна однажды позвонила в слезах и между всхлипами проговорилась, что сын продал квартиру и переехал в Калининград — «начинать всё заново».
Из ванной доносилось весёлое плескание — Мишка затеял кораблекрушение в раковине.
Маргарита улыбнулась и поставила сковородку на плиту. Жизнь шла дальше — не такая, как задумывалось, но своя, настоящая.
Днём, после занятий с учениками, она встретилась с адвокатом — женщиной с короткой стрижкой и взглядом, способным видеть людей насквозь.
– Поздравляю, – сказала та, протягивая папку с документами. – Дом остаётся за вами, как мы и планировали. И развод официально оформлен. Теперь можете жить спокойно.
– Спасибо вам за всё, — поблагодарила Маргарита, крепко пожав её руку.
Вечером, уложив сына, она достала из шкатулки то самое кольцо — единственную вещь, которую забрала из той жизни. Золотой ободок с бриллиантами мерцал в свете лампы, словно напоминание о былых временах.
Тридцать лет она носила его, ни разу не сняв. Теперь оно казалось чужим — частью чужой судьбы, принадлежащей другой женщине.
Маргарита аккуратно убрала кольцо в бархатную коробочку и закрыла крышку. Завтра она отнесёт его в ювелирный. На вырученные деньги купит билеты на концерт Чайковского — для себя и Мишки. Пусть ребёнок с ранних лет учится слышать великую музыку.
А остальные деньги она положит на счёт, открытый на имя сына. Маленький, но надёжный фонд его будущего. Его образования. Его свободы.
Подойдя к окну, Маргарита посмотрела вниз. Во дворе шуршал листвой клён, собирая на своих ветвях последние лучи заката. Её жизнь перевернулась с ног на голову, но, странное дело, снова обрела равновесие. И в этом новом мире она, наконец, могла вдохнуть свободно.
