Тишину уютной, душной от плотно задернутых штор комнаты разрезал едкий запах дорогих сигарет и тягучий, как патока, голос Риты.
— Ну, дорогой, ты действительно не можешь ускорить этот процесс? — она томно потянулась, обвивая руками шею Стаса, который развалился на подушке и задумчиво выпускал в потолок колечки дыма. Ее пальцы легонько перебирали его волосы, но в этом ласковом жесте сквозило нетерпение, почти demand.
Стас поморщился, отводя взгляд в сторону. За окном медленно садилось багровое солнце, окрашивая комнату в тревожные, апокалиптические тона.
— Рит, как ты себе это представляешь? Я ведь не хочу оказаться за решёткой, — ответил он с раздражением, с силой туша полуобработанную сигарету. Пепельница звякнула, будто в немом укорe. — Игры в отраву или внезапные падения с лестницы — это для дешевых детективов. Нас сразу же заподозрят.
— Да я совсем не об этом, — ее голос стал шелковистым, ядовито-успокаивающим. Она прильнула к нему, и ее губы коснулись его виска. — Просто интересно узнать, ведь тебе не терпится освободиться от неё? Начать нашу жизнь. Настоящую. Без этого вечного запаха лекарств и больничной тоски. Не терпится?
— А тебе? — Стас перевернулся на живот, его взгляд, тяжелый и испытующий, утонул в ее глазах. — Мы с тобой обсудили это тысячу раз и решили, что пока лучше просто подождать. Природа сделает свое дело. Ей осталось недолго.
— Да, ты прав, мой рациональный мужчина, — она вздохнула, но в ее глазах вспыхнул холодный огонек. — Но Ольга не так проста. Она, конечно, понимает, что её время ограничено, но пока дышет — борется. Это в ее характере. Нужно просто слегка подтолкнуть её, помочь этой… природе. Разве ты не видишь? Пока у человека есть хоть малейшая надежда, она за неё цепляется. А когда её нет… Сознание того, что ты обуза, что от тебя ждут только одного… это съедает изнутри быстрее любой болезни.
Стас задумался, глядя на свою любовницу. Их страсть вспыхнула год назад, ярко и неуправляемо, как пожар в сухом лесу. Их общая мечта — жить вместе — упиралась в два непреодолимых, по его мнению, препятствия: во-первых, бросить умирающую жену — это был бы удар по репутации, в их кругах такое не прощали. А во-вторых, и это было главнее, все материальные блага — роскошная квартира в центре, машины, счета, сам статус — принадлежали Ольге. Он, Стас, был лишь при ней, удачливым и красивым приложением. Все его попытки отгрызть свой кусок и открыть бизнес на ее же деньги заканчивались плачевно. Ольга никогда не упрекала, лишь печально качала головой: «Не твое это, Стасик. Не твое».
— Ты у меня настоящий психолог, — усмехнулся он горько. — Значит, думаешь, если хорошенько надавить, сделать так, чтобы она почувствовала себя абсолютно ненужной, лишней… может, она сама решит ускорить процесс? Перестанет бороться?
— Вот именно, — ее губы растянулись в улыбке, в которой не было ни капли тепла. — Просто помоги ей осознать это. Окончательно.
Стас вернулся домой под утро. В квартире пахло тишиной и болезнью. На кухне, при тусклом свете ночника, сидела Оля. Она была похожа на призрак — прозрачная, хрупкая, закутанная в потертый халат.
— Почему ты здесь? — спросил он, не скрывая раздражения.
— Жду тебя… Одной как-то страшно. Где ты был? — ее голос был тихим, прерывистым шепотом.
Стас посмотрел на нее с откровенным презрением, смакуя свою жестокость:
— Я обязан отчитываться? Или дома меня ждёт здоровая, цветущая жена, с которой можно говорить не только о болезнях, таблетках и том, как тебе сегодня плохо, но и о чём-то интересном? О жизни?
Оля опустила голову, будто от удара. Ее пальцы судорожно сжали край халата.
— Прости, просто спросила. — С нечеловеческим усилием она поднялась, оперлась о стену и, не поднимая глаз, поплелась в свою комнату. Но Стас догнал ее у двери, внезапно сменив гнев на милость.
— Завтра поедем в одно интересное место прогуляться. Свежий воздух тебе полезен.
— А я смогу? — удивилась Оля, и в ее глазах мелькнул крошечный, слабый огонек надежды. Она так давно не выходила дальше балкона.
— Конечно. Я буду рядом, помогу тебе, — ответил он сладким, фальшивым голосом, от которого по коже бежали мурашки.
— Спасибо, я так давно не гуляла, — прошептала она, и в этом шепоте была такая беззащитная радость, что даже его черствое сердце на мгновение сжалось. Но он тут же прогнал эту слабость.
Стас довольно ухмыльнулся, глядя ей вслед. Ему уже давно претило бывать в её комнате, этом царстве безысходности, пропитанном запахом лекарств и смерти.
Оля заболела неожиданно и стремительно. Раньше это был ураган — женщина, успевавшая сделать тысячу дел одновременно, неутомимая и энергичная и дома, и на работе. Но в какой-то момент силы стали покидать ее. Сначала она списала все на усталость, решила отлежаться пару дней. И ей даже стало чуть лучше. Но затем последовал резкий, обвальный рецидив. Она за рулём своей машины чуть не сбила людей на автобусной остановке, а сразу после этого потеряла сознание.
Очнулась она уже в больнице. С этого момента начался бесконечный марафон анализов, обследований, консилиумов. Самое ужасное и загадочное — врачи разводили руками, не в силах поставить точный диагноз. Это было похоже на медленное, непонятное угасание.
Целый год она боролась с невидимым врагом. И этот год стал для нее адом. Мысли о будущем не давали покоя. Она уже подумывала о продаже бизнеса. Дела великолепно вел ее управляющий Николай, но что будет, если она умрёт? Стас вмиг растратит и проиграет всё, он был абсолютно безразличен к делу, которое она строила годами. Она беспокоилась о своих сотрудниках, которые могли остаться на улице. Да, она могла все распланировать, но слабость и апатия все глубже затягивали ее в трясину.
Чтобы отвлечься, Оля открыла ноутбук — единственное окно в мир в ее одинокие вечера. В почте ее ждало письмо от Николая. Этот молчаливый, надежный мужчина взял на себя управление еще год назад, когда она только слегла, и делал все возможное, чтобы ее не беспокоить.
Открыв письмо, она начала читать и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Николай писал такое, о чём она предпочла бы никогда не знать. Она перечитывала строки снова и снова, и каждая буква впивалась в сознание, как раскаленная игла.
Оля давно подозревала, что у Стаса есть кто-то. Она готова была смириться, простить, списать на свою болезнь и его слабость. Но то, о чём рассказал Николай, было чудовищным. Их с любовницей план — не просто дождаться ее смерти, а подтолкнуть ее к этому, сломив морально, — прозвучал как приговор. В ее глазах, потухших от болезни, сверкнула знакомая стальная искра — та самая, что бывала всегда, когда она шла на рискованную сделку или принимала судьбоносное решение. И в конце письма было еще одно признание, от которого перехватило дыхание — Николай признавался ей в своих чувствах. Глубоких, давних и серьезных.
Утром Стас грубо распахнул дверь в ее комнату.
— Собирайся. Выходим.
Оля медленно подняла на него взгляд. В ее глазах он с удивлением увидел не привычную покорность, а какую-то новую, непроницаемую глубину.
— А куда мы едем? — спросила она ровным, безразличным голосом.
— Всё узнаешь, — бросил он, раздраженный ее внезапным спокойствием.
После недолгих сборов они молча добрались до машины. Стас грубо помог ей усесться в кресло, сам резко тронулся с места.
— Что-то ты сегодня тихая, даже не жалуешься. Разве тебе не плохо? — поинтересовался он, пытаясь задеть ее.
— А смысл? Всё равно ведь тебя это не волнует, — парировала она, глядя в окно на мелькающие улицы.
Стас почувствовал легкую дрожь в руках. Он вез ее на кладбище. Его план был прост и жесток: привести ее сюда, среди могил и тишины, и выложить все. Сказать, что ждет не дождется ее смерти, что у него есть другая, что все ее состояние перейдет к нему. Он хотел увидеть в ее глазах последнюю надежду, разбивающуюся в прах. Шок, по его мнению, должен был сделать свое дело.
Они быстро добрались до места. Оля, опираясь на его руку, с тревогой посмотрела вокруг на бесконечные ряды памятников.
— Зачем ты меня сюда привёз? — в ее голосе послышались нотки прежнего страха, и он обрадовался этому.
— Ну как… тебе осталось не так много. Вот и выбери себе место, чтобы мне потом не мучиться, — сказал он с ехидной, жестокой улыбкой, не в силах больше сдерживать ненависть. — Присмотри что-нибудь попроще. Все равно любоваться будет некому.
Оля смотрела на него, а он не отводил глаз, наслаждаясь моментом. Но ожидаемых слез, истерики, мольбы не последовало. Она лишь глубоко вздохнула и заметила в стороне знакомый автомобиль Николая. И словно что-то щелкнуло внутри нее.
— Ладно, давай посмотрим, — сказала она неожиданно твердо.
Он удивился, но не подал виду, принимая это за шоковую реакцию.
Стас с детства боялся кладбищ, этот животный, иррациональный страх жил в нем всегда. Рите он бы никогда в этом не признался — она подняла бы его на смех. Ольга же, вероятно, пожалела бы. Но сейчас, по мере их продвижения вглубь, между старых, почерневших от времени памятников, его начало охватывать паническое чувство. Становилось все тише, только ветер шелестел сухими ветками деревьев. Ольга, странным образом, словно разогреваясь от этой мрачной прогулки, шагала все увереннее. И в памяти Стаса вдруг ярко всплыли забытые слова ее коллег: «С Ольгой лучше не связываться, если надеешься на что-то иное, чем она хочет. Она своего не упустит». Тогда он лишь снисходительно усмехался, глядя на ее хрупкую фигурку, думая, что Ольга не способна навредить и мухе. Теперь же, глядя на ее сосредоточенное, строгое лицо, он почувствовал ледяную дрожь.
Внезапно Оля остановилась на одной из самых старых, заросших аллей.
— Мы пришли, — объявила она.
Стас посмотрел туда, куда она указывала, и почувствовал, как кровь стынет в жилах. Перед ними был ухоженный, огороженный небольшой участок. На нем стояли два новых, темно-гранитных памятника. На них были высечены их имена: Ольга и Станислав. И даты жизни, где год смерти у обоих был… текущим.
— Что это вообще значит? — прошипел он, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Это что, больная шутка?
— Ты хотел, чтобы я подумала о месте заранее, — пояснила она ледяным тоном, в котором не было ни капли прежней слабости. — Вот и подумала. Обо всем. Обо нас.
— А мне-то это зачем? Я не собираюсь умирать! — его голос сорвался на крик, эхом разнесшийся по тихому кладбищу.
— Ты уверен? — ее голос прозвучал зловеще спокойно. — А где же твои клятвы? «И в горе, и в радости, и до самой смерти». Раз уж мы вместе жили, давай умрем в один день. Это так романтично, не находишь?
Она пристально посмотрела на него. В её взгляде было нечто такое — холодное, стальное, беспощадное — чего он никогда прежде не видел. Это был взгляд той самой Ольги-урагана, Ольги-бизнесвумен, стирающей конкурентов в порошок.
— Я многое прощала, Стас. Прощала твою любовницу, прощала потраченные впустую деньги, твое равнодушие. Я списывала это на свою болезнь, на твою слабость. Но подталкивать меня в могилу, торопить мою смерть ты и твоя… подружка не смеете. Если не поймёшь этого сейчас, сию секунду, то ляжешь под этот памятник намного быстрее, чем тебе кажется. Поверь мне.
Стас отступал от её взгляда, спина его наткнулась на холодный гранит чужого надгробия. Он никогда не видел в жене столько решимости, силы и абсолютной, непоколебимой власти. Он понял, что она не блефует. Она знает что-то. Или может что-то.
— Ты… ты слишком много на себя берёшь, — попытался он выдать издевку, но получился лишь жалкий лепет. — Ты ведь больше ничего не можешь. Я просто уеду и оставлю тебя здесь одну. Ты даже до дороги добраться не сможешь. Люди подумают, что ты сама этого хотела. Сведут счеты с жизнью. Очень логично.
Не дожидаясь ответа, Стас развернулся и побежал прочь, спотыкаясь о камни, задыхаясь от страха. Он стремился скрыться от её пронзительного взгляда, надеясь найти утешение и поддержку у Риты. Он бежал, не оглядываясь, и ему казалось, что холодные гранитные глаза памятников провожают его насмешливым взглядом.
Оля смотрела ему вслед, и силы, подпитываемые адреналином и яростью, вдруг покинули ее. Она опустилась на холодную землю у подножия своего же памятника, обессиленная. Стас во многом был прав, она была на грани. Рядом бесшумно возник Николай.
— Оль, ну что ты тут сидишь на холоде? — его голос, низкий и спокойный, прозвучал как бальзам.
Она подняла голову и встретила его доброжелательный, полный трепетной заботы взгляд. Николай, не говоря ни слова, улыбнулся и протянул ей руку.
— Вставай. Устала, наверняка. Поехали поужинаем, — продолжал он, помогая ей подняться и удобно, бережно устроив её руку у себя на локте, согревая ее ледяные пальцы.
— В ресторан, как сто лет назад? — удивлённо переспросила Оля, не веря своим ушам.
— Разве люди больше не ходят в рестораны? — с легкой усмешкой спросил Николай. — Или ты разучилась?
— Я не была там уже целую вечность. Кажется, в прошлой жизни.
— Отлично! Значит, сегодня — первая ночь твоей новой жизни. Куда поедем? — ободрил её Николай, подводя к машине.
Оля растерянно улыбнулась, и это выражение впервые за долгие месяцы осветило ее изможденное лицо:
— А можно с русской кухней? Щи, пироги… Мне вдруг до смерти захотелось чего-то родного, простого.
Сама себе удивляясь, Оля ощутила, как к ней возвращаются силы, вытесняя леденящую душу слабость. В уютном, непафосном ресторане, устроившись за столиком у камина, она вдруг поняла, насколько она голодна — это чувство было почти забыто, как и вкус нормальной еды.
— Спасибо, Коль, — негромко сказала она, когда официант поставил перед ними дымящиеся тарелки. Аромат свежеиспеченного хлеба и наваристых щей сводил с ума. — Не знаю, кто бы ещё так меня поддержал. Вытащил буквально с того света.
— Да ладно, не говори глупостей, — он смущенно отмахнулся. — Это было даже забавно, скажу я тебе. Вешать те таблички. Нечто вроде нашего маленького приключения, — ответил он, улыбаясь. — А теперь ешь. Все разговоры — позже. Сейчас твоя задача — прогнать эту тоску и вернуть румянец.
После еды Оля почувствовала приятную, здоровую усталость.
— Коль, отвези меня, пожалуйста, домой. Я, кажется, готова проспать сутки.
— Никакого дома, — категорично возразил Николай. — Там только негатив, плохие воспоминания и нервотрёпка. В таких условиях ты не выздоровеешь. Это даже не обсуждается.
— Коль, я всё равно не выздоровею, — сказала она с грустью, глядя на свое отражение в темном окне. — Врачи так и не поняли, что со мной. Это… это что-то неизлечимое.
— Это кто тебе такое сказал? — резко перебил её Николай. — Тот, кто ждал твоей смерти? Или тот недотёпа-врач, которого он тебе нашел? Доктор ведь прямо никогда не говорил, что это смертельно. Он говорил «неясная этиология», «аутоиммунное заболевание», что угодно! Но не смертный приговор.
Оля задумалась. Действительно, слова «смерть» никто не произносил. Это Стас постоянно твердил ей, что ей осталось недолго, что она угасает, что нужно готовиться… Он методично, день за днем, внушал ей это.
— Забудь уже про этого человека, — Николай положил свою ладонь поверх ее руки. Его прикосновение было теплым и твердым. — Который только и думал, как бы поскорее заполучить твои деньги. У меня есть идея получше.
— И куда же? — с легким интересом поинтересовалась Оля.
— Поедем к моей маме, — предложил он с теплой, открытой улыбкой.
— К твоей маме? Но зачем? Она ведь даже не знает меня, — удивлённо спросила она.
— У моей мамы дома атмосфера потрясающая, лучше любого санатория. Там пахнет пирогами, яблоками и спокойствием. Там выздоравливают даже безнадежные, поверь мне.
— Ехать к совершенно незнакомому мне человеку, да ещё и в таком состоянии? Это звучит… глупо, — сомневалась Оля.
— Намного глупее возвращаться туда, где тебя медленно, но верно доводили до настоящей могилы, — мягко, но настойчиво парировал он.
По дороге Оля немного вздремнула, сил спорить с Николаем у неё не осталось. Она уже не ожидала ничего хорошего, просто плыла по течению. Но то, что она увидела, едва они свернули с главной дороги и подъехали к небольшому, утопающему в зелени и цветах дому, заставило ее сердце биться чаще.
— Боже мой, Коля, как же тут прекрасно, — восторженно выдохнула она, глядя на увитый виноградом фасад, на дымок, идущий из трубы, на старую собаку, лениво виляющую хвостом на крылечке.
Екатерина Евгеньевна, мама Николая, встретила Олю не как чужую, а как давно потерянную и горячо любимую дочь. Ее объятия были полны такого искреннего тепла и заботы, что у Оли сразу возникло чувство — она дома. Ее проводили в светлую, залитую лунным светом комнату, чтобы отдохнуть, а вскоре за ней заглянул Николай, чтобы пригласить на скромный, но такой вкусный домашний ужин.
— Коля, я не знаю, что делать, — призналась она ему, сидя на краю кровати. — Я не хочу и не могу вернуться туда. Но я и здесь не могу оставаться. Я… я не знаю, как теперь жить. Утром я думала, что вот-вот умру, а теперь… кладбище, ресторан, твоя мама… Голова идет кругом.
Николай присел перед ней на корточки, взял ее худые, холодные руки в свои и посмотрел прямо в глаза, и в его взгляде была такая непоколебимая уверенность, что ей стало теплее.
— Ты знаешь, что я сделаю? Я заставлю тебя жить. Даже если тебе не хочется. Даже если ты будешь сопротивляться. Я буду каждый день кормить тебя мамиными пирогами, заставлять дышать этим воздухом и показывать тебе, что жизнь — она вот она. И она прекрасна.
— Но…
— Никаких «но», — мягко прервал он. — Просто отпусти всё. Отпусти его. Отпусти ту жизнь. Получай удовольствие от настоящего. Ведь никто не знает, сколько нам отмерено. Так что давай наслаждаться каждым мгновением. Начиная с этого.
Тем временем Стас сидел напротив Риты в ее гостиной. На столе стояли пустые бутылки, пепельница была переполнена.
— Так что, объявить её в розыск? — истерично кричал он. — Если тело не найдут, что мне — ждать наследства несколько лет? А вдруг она жива и просто сбежала? С твоим легким намеком? Она же все поняла!
— Ты же сам говорил, что ей осталось совсем немного, — холодно отозвалась Рита, брезгливо отодвигая от себя стакан. — С другой стороны, зачем ты затевал это всё, если не мог довести до нужного тебе конца? Надо было убедиться, что она умерла! А ты струсил и сбежал, как мальчишка! А теперь… Ольга ведь тебе деньги на «бизнес» переводила. Что, и их теперь нет? Ты даже не отложил ничего на черный день?
— Как тут откладывать, если ты только и знаешь «дай, дай, дай»? — вскочив, выкрикнул Стас, хватая со стола первую попавшуюся безделушку и швыряя ее об пол. — На твои дурацкие сумки, на эти поездки! Иди ты…
Выйдя из квартиры Риты, Стас запрыгнул в машину. Что теперь делать? Ольга исчезла, а мобильный, как выяснилось, взяла с собой. Это было опасно. Он лихорадочно пытался сообразить, куда она могла деться.
Прошёл почти месяц в полной безвестности и тревоге. Стас жил в опустевшей, запыленной квартире, погряз в долгах и отчаянии. Однажды, подъезжая к дому, он увидел на тротуаре Олю. Он не поверил своим глазам. Она была по-прежнему худой, но держалась прямо. На лице был легкий макияж, подчеркивающий скулы, а в глазах — незнакомый ему блеск. Она что-то оживленно объясняла двум незнакомым мужчинам в строгих деловых костюмах, показывая на их дом.
Сердце Стаса бешено заколотилось. «Отлично! — подумал он. — Она вернулась. Сейчас все наладится». Он решил сделать хорошую мину при плохой игре. Выпрыгнув из машины, он широко, слащаво улыбнулся.
— Оленька! Родная! Где ты была? Я с ума сходил!
Оля медленно повернула голову в его сторону. Ее взгляд был абсолютно пустым, холодным, как зимнее небо. Она посмотрела на него, как на недостойное насекомое, и так же медленно отвернулась, продолжая разговор с мужчинами.
— Это, кстати, тот самый человек, о котором я вам говорила, — ее голос прозвучал четко и громко, без тени былой слабости. — Он здесь больше не живет. Через пару дней он освободит дом, и можно будет оформлять все документы на продажу. Не беспокойтесь, все юридические вопросы я беру на себя.
Стас пытался заговорить с ней, вставить слово, даже повысил голос, требуя объяснений. Но рядом с Олей, как из-под земли, возник Николай. Он не сказал ни слова, лишь stepped между ними, и его молчаливая, уверенная поза, его взгляд сказали Стасу больше, чем тысяча слов. Он понял, что все кончено. Безнадежно и окончательно.
Он так и не успел подобрать нужные, обидные слова, чтобы вернуть себе хоть каплю достоинства. Николай, бережно взяв Олю под руку, помог ей сесть в подъехавший автомобиль. Оля не взглянула в его сторону, даже когда они проезжали мимо. Она смотрела вперед. В свою новую жизнь.
