« Что такое ребёнок без корней? Никто. Призрак, который случайно обрёл плотскую оболочку.»
«Значит, ты всегда чувствовала себя призраком?» — спросил Михаил, заваривая кофе на моей кухне в стиле минимализм.
Я посмотрела на него — моего единственного друга, того, кто знал всю правду.
Мой первый крик не тронул её сердца. Всё, что помнили мои приёмные родители, — это записка, приколотая к дешёвому одеяльцу: «Прости меня».
Людмила Петровна и Геннадий Сергеевич — пожилая бездетная пара — нашли меня октябрьским утром.
Они открыли дверь и увидели младенца: живого, плачущего. У них хватило порядочности не сдать меня в детдом, но не хватило любви, чтобы по-настоящему принять.
«Ты живёшь у нас, Александра, но запомни: мы тебе чужие, и ты нам чужая. Мы просто выполняем человеческий долг», — повторяла каждый день Людмила Петровна.
Их квартира стала моей тюрьмой. Мне выделили угол в коридоре с раскладушкой. Я ела отдельно: после них, доедая остатки из холодильника.
Одежду покупали только на барахолке, всегда на два размера больше.
В школе я была изгоем: «Подкидыш», «Бродяжка», «Без имени», — шептали одноклассники.
Я не плакала. Зачем? Я копила: силу, ярость, решимость. Каждое столкновение, каждый смешок, каждый холодный взгляд становились топливом.
В тринадцать лет я начала работать: раздавать листовки, выгуливать собак. Деньги прятала в щель под половицами. Людмила Петровна однажды нашла.
— Украла? — спросила она.
— Я знала. Яблоко от яблони… — ответила я.
— Это мои деньги. Я их заработала.
— Тогда ты будешь платить: за еду, за крышу. Ты уже взрослая.
В пятнадцать лет я работала каждую свободную минуту вне учёбы. В семнадцать поступила в университет в другом городе.
Я уехала лишь с рюкзаком и коробкой: единственной связью с прошлым — фотографией новорождённой, сделанной медсестрой, прежде чем мать забрала меня из роддома.
— Она никогда тебя не любила, Саша, — сказала приёмная мать, провожая.
Иллюстративное фото
— И мы тоже. Но хотя бы были честными.
В общежитии я жила в комнате с тремя соседками. Ночью работала в круглосуточном магазине. Надо мной смеялись из-за старой одежды; я не слышала.
Жизнь непредсказуема. Иногда шанс приходит откуда не ждёшь. На третьем курсе преподаватель по маркетингу дал нам проект: разработать стратегию бренда органической косметики.
Я не спала три ночи, доводя презентацию. Когда представила её, аудитория замолчала.
Через неделю профессор ворвался в аудиторию:
— Саша, инвесторы из «Сколково» увидели твою работу. Они хотят встретиться.
Вместо разовой оплаты они предложили мне долю в стартапе. Дрожащей рукой я подписала: терять мне было нечего.
В двадцать три года я купила просторную квартиру в центре. Привезла туда только рюкзак и коробку с фотографией.
— Знаешь, — сказала я Михаилу на конференции, — я думала, что успех сделает меня счастливой. Но он сделал меня только одинокой.
Так я рассказала ему всё. Михаил был не только другом: он был частным детективом. Он предложил помощь. Два года поиска.
Ирина Соколова.
47 лет. Разведена. Подрабатывает где придётся. Детей нет. «Детей нет».
Эта строчка жгла сильнее всего. Я видела её фото: лицо, уставшее от жизни.
— Она ищет работу, — сказал Михаил. — Убирает квартиры. Ты уверена?
— Абсолютно.
План был прост: Михаил разместил объявление от моего имени. Он провёл собеседование в моём офисе, а я наблюдала через камеру.
Через неделю Ирина вышла на работу.
Я увидела, как она вошла в мою жизнь со своими тряпками и запахом лимона. Та, кто была для меня всем и выбрала быть ничем.
Я смотрела, как она моет мои полы, вытирает пыль с безделушек, купленных для впечатления.
Два месяца. Восемь уборок. Она приходила и уходила, оставляя после себя лишь аромат цитрусов и блестящие поверхности.
Мы почти не разговаривали: я всегда была «слишком занята» или «на важном звонке». Но я видела её: каждый жест, каждый вздох.
Каждый раз, когда она уходила, я доставала фото младенца и вглядывалась в крошечное лицо, ища ответы: почему? Что во мне оказалось таким невыносимым?
Ответ пришёл неожиданно.
Однажды она остановилась перед моей библиотекой, где стояла серебряная рамка с фото с моего выпуска.
Она наклонилась, щурясь, будто пытаясь вспомнить забытое.
— Что-то знакомое видите? — спросила я.
— Александра Геннадьевна… Я… я не хотела… Я просто протирала пыль.
— Вы плачете, — сказала я.
— Нет… это пыль. В глаза попало. Со мной бывает.
— В вас что-то есть… — прошептала она. — Вы напоминаете мне кого-то. Очень давно.
— Ирина Михайловна, двадцать пять лет назад вы оставили ребёнка на пороге чужой квартиры. Девочку. С запиской: «Прости меня».
Она подняла глаза.
— Э… этого не может быть… — прошептала она.
— Вы разрушили мои мечты. Я всегда представляла, что смогу спросить вас: почему? Почему я не заслужила даже шанса? Что во мне было такого ужасного?
— Вы… не понимаете… Я была так молода. Отец ребёнка бросил меня, когда узнал. Родители выгнали. У меня не было ничего: ни крыши, ни денег, ни поддержки. Я не знала, что делать…
— И вы бросили меня? — мой голос дрожал.
— Я думала, так будет лучше для тебя. Что кто-то другой даст то, чего я не могла: дом, еду, любовь…
Она опустила голову, рыдая.
— Прости меня… если сможешь. Или хотя бы…
— Хотя бы что? — спросила я.
— Позволь остаться рядом. Узнать тебя. Даже если только как уборщица. Не выгоняй меня.
— Нет, — тихо ответила я. — Я не хочу мести. Но и прощения здесь нет. Ты сделала свой выбор тогда. Я делаю свой сейчас. Я тебя понимаю. И понимаю себя.
Я поднесла фото новорождённой близко к глазам.
— Ты справилась, — прошептала я. — Сама справилась.
Через несколько дней я позвонила ей.
Я пригласила её встретиться снова. Чтобы начать новую жизнь.
