Когда дед переселился в деревню, всем стало спокойно. Никто не устраивал пьяных драк, не докучал по сотому разу рассказами о жизни и не горланил матерные песни среди ночи. Вообще, дед и по молодости был, что называется, немного того, а уже ближе ко второй половине жизни крыша поехала окончательно. То ли от постоянной пьянки, то ли от нехорошей наследственности.
С супругой дед прожил больше тридцати лет, регулярно поколачивая и без того забитую женщину. Поводом могло быть все что угодно — неправильно поданный ужин, недостаточно горячий чай или просто плохая погода. И если в начале семейной жизни, спустив пар на жене, Владимир Петрович успокаивался на пару недель, то ближе к пенсии распоясался совсем.
Хорошо, что в это время ему достался по наследству старый дом в деревне — туда он и перебрался, позволив супруге наконец-то вздохнуть полной грудью.
— Вовка с ума сходит, что ли? — удивлялись соседки, когда семидесятилетний дед начал сооружать на заборе вокруг участка колючую проволоку, типа тех, что бывают в исправительных учреждениях.
— Пшли отсюдова, уродки, — зашипел на пожилых женщин дед. — По молодости не наболтались, видать, что около моего дома зачастили! Валите, откуда пришли!
Соседки только переглянулись и тут же замолчали. Связываться с больным на всю голову было опасно. Ходили слухи, будто по молодости Вовка голыми руками передавил горло кабану, которого встретил в местном лесу. Так что связываться с таким было себе дороже.
Следующим шагом Владимир Петрович заколотил ставнями окна дома — ему постоянно казалось, будто бы за ним подглядывают соседи. Хотя, по правде, деревенским и дела не было до странного алкоголика на окраине деревни. Прошло совсем немного времени, и дед решил поставить по периметру огорода камеры видеонаблюдения.
— Да бабы соседские окаянные, яблоки воруют ночами. Сам видел, — убедительно дыша перегаром, вещал Владимир Петрович технику, который приехал по заявке. — Плачу любые деньги!
Тощий, похожий на зяблика, парень, только вздохнул и принялся за дело. Мало ли какие бзики у заказчика, его дело маленькое — сделать хорошо свою работу. И хотя камеры были в основном для устрашения, дед был доволен. Через колючую проволоку и под камерами ночного видения деревенские точно не посмеют даже заглянуть в его владения.
Хотя если бы кто-то из местных и рискнул на свой страх и риск забраться во двор к деду, то кроме пустых бутылок, окурков и мусора, ничего бы тут не увидел. Все свое свободное время — а у него было все время свободное — дед тратил на выпивку.
— Пирую потихоньку вот, — отчитывался по телефону Владимир Петрович жене, будто бы та могла что-то возразить. — Все из-за тебя, дурочка. Жизнь мне испортила.
Женщина, радуясь в очередной раз, что благоверный живет за триста километров от нее, начинала обычно оправдываться. Мол, прости, родной, натура бабская такая, портить жизнь добрым мужикам.
— Воспитывал тебя, воспитывал, а толку мало. Вот кабы приехала сюда сейчас, да порядок навела, — вещал дед, обводя мутным взглядом свои владения. — Дак ты ж дура, разве тебе такое в голову придет.
Несмотря на то, что у супруги было два высших образования против одного среднеспециального дедовского, он все равно считал ее недалекой и глупой. Просто по причине того, что она женщина, и просто обязана по статусу стоять на ступеньку ниже мужчины.
— Радуешься, наверное, что я тут в деревне спиваюсь? — неожиданно рассердился дед на жену. — Поди, нашла себе кавалера? Узнаю — убью тебя сразу, ты меня знаешь. И девок пристрелю, благо ружье у меня есть.
Девками Владимир Петрович называл дочерей — Лиду и Свету. И хотя тем было далеко за тридцать, воспоминания о детстве повергали каждую в депрессию. Бессонные ночи, стояние в углу на горохе, лишение еды на малейшую провинность… Это лишь немногие из страниц «счастливого» детства девочек. С малолетства Лида и Света мечтали поскорее вырасти и покинуть отчий дом. Женихов обеим дочерям отец выбирал пристально, по своему вкусу. Когда младшая Света показала характер и первая упорхнула из родительского гнезда, Владимир Петрович сразу вычеркнул дочь из семьи.
— Чужая кровь, нагуляла Светку ты, — накинулся он тогда на жену с кулаками. — Ты виновата, что Светка за татарина замуж вышла! Провожала ее, до школы в попу дула, и что из этого вышло? Проститутку межрасовую воспитала, дура ты! Хорошо, что Лидка не такая.
Лида слушала эти разговоры и жалела, что она не такая. Девушке было уже двадцать пять, но даже малейшего намека на серьезные отношения не предвиделось. Во-первых, кому понравится девушка, которая шарахается от мужчин, словно от огня, а во-вторых, Лида постоянно спасала мать во время пьяных истерик отца. Так бы оно и продолжалось, пока однажды, волею судьбы, Лида не оказалась в больнице, где и влюбилась в медбрата на двадцать лет старше ее. Из больницы она переехала сразу к нему, и больше в дом отца не возвращалась.
***
Теперь же дед уже пятнадцать лет жил в деревне, пропивая скопленные за долгую жизнь деньги, а жена, дочери и городские соседи жили в спокойствии и умиротворении. Почему-то все думали, что так и будет продолжаться бесконечно. Но беда пришла, откуда не ждали.
— Жди, жинка, выезжаю сегодня на автобусе домой, — позвонил Владимир Петрович супруге. От шока та едва не выронила телефон. — Со здоровьем что-то плохо стало. Думаю, описторхозом заболел, мужики-рыбаки мозги запудрили, хотели моторку мою взять покататься. Я не дал, вот они меня рыбой больной и накормили. Короче, жена, еду.
От расстройства у пожилой женщины едва не случился удар. На седьмом десятке хотелось уже пожить для себя и внуков, без нервных потрясений, а тут такое. Но делать было нечего, и Анна Семеновна принялась готовиться по старой памяти. Спрятала ножи и, на всякий случай, деньги, приготовила к порогу котомку с документами, если вдруг придется спасаться бегством, и позвонила дочкам.
Но, как ни странно, вернувшийся супруг был трезв, хотя и выглядел, прямо скажем, не лучшим образом. Раньше Владимир Петрович обладал весом никак не меньше сотни, сейчас же перед супругой стоял доходяга, едва разменявший шестьдесят кило.
— Худо мне Аннушка, помираю, кажись, — криво улыбнулся дед. — Благо, жизнь хорошую прожил, дом построил да детей воспитал.
Супруга благоразумно решила не напоминать, что она замешивала цемент наравне с ним, а уж что касаемо дочек, то муж не всегда знал, в каком классе те учились, уж не говоря об остальном. Увидев мужа в таком невеселом состоянии, женщина решила немедленно его лечить.
— Не переживай, отец, завтра в больницу пойдем. Проверим тебя, кровь сдадим, если надо, УЗИ там… все что скажут, — успокаивала Анна Семеновна супруга.
Словно жена декабриста , она рьяно кинулась спасать мужа. Тем более теперь, когда он не пил и не обзывал ее всякими неприятными словами, Анна Семеновна подумала, что можно остаток века и вместе скоротать. Да и идти-то особо было некуда — дом, совместно нажитый, был всего один.
Целый месяц она с боем выбивала талоны в ближайшей поликлинике, занимала очередь с половины шестого утра к единственному на весь город специалисту. А потом за ручку водила Владимира Петровича по кабинетам, рассказывая каждому врачу о самочувствии и анализах благоверного — сам то дед от немощности и слабости уже и говорить не мог. Вся надежда у него была только на супругу.
Наконец причину болезни нашли. Оказалось и совсем не описторхоз, на который изначально грешил мужчина, а сердце. Причем положена Владимиру Петровичу срочная операция на сердце с дорогостоящим периодом реабилитации. Каким-то чудом Анна Семеновна выбила для мужа квоту и отправила благоверного в медицинский центр федерального уровня.
— Поди, не выйти мне отсюда уже, — смахивая скупую мужскую слезу, принялся прощаться дед. — Отжил свое, все повидал. Восьмой десяток разменял, что ж теперь.
— Да будет тебе! — попыталась успокоить его супруга, будто позабыв, как он ее истязал все совместно прожитые годы, как бегал за ней с топором по огороду, как выбивал дурь и выгонял зимой из дома. — И не таких лечат. Ты, главно, не пей, да и будет все.
— Без тебя разберусь. Командовать мной собралась, глупая баба! — неожиданно вскричал Владимир Петрович. — Думаешь, коли я помирать собрался, так ты и за пояс меня заткнуть сможешь? Будешь мне тут, овца, указывать что делать!
На парочку обернулись все люди, стоявшие в очереди на госпитализацию, и дед сконфуженно замолчал.
Операция прошла хорошо. Владимира Петровича быстро выписали домой, запретив поднимать тяжелое и наказав пить таблетки буквально горстями. И если с первым заданием мужчина справлялся вполне успешно, то со вторым дело не складывалось.
— Даже не собираюсь пить эти таблетки. Лучше коньяка мне купи, для расширения сосудов, дура! — принялся командовать дед, едва оказавшись в родных стенах. — И супу мне рыбного приготовь и в комнату принеси. Тут телевизор, не собираюсь я на кухне харчеваться и на твое рыло поганое глядеть.
Анна Семеновна похолодела. Все-таки вернулся прежний Вовка, тот, который половину ее жизни пустил под откос. Чем лучше становилось Владимиру Петровичу после операции, тем более он не давал жизни жене. Она уже сто раз пожалела, что ходила и выбивала мужу квоту на операцию.
— Лучше бы помер, окаянный. Старый, а что творит, — прячась от супруга ночью в сарае, размышляла Анна Семеновна. — Надо бы в таком возрасте спокойно доживать, а этому все неймется. Помер бы, хоть бы дал пожить мне.
Дочери в такой ситуации с отцом общаться отказались наотрез. Звали, конечно, мать переехать к себе, но Анна Семеновна отказалась. Стыд-то какой, под старость лет по квартирам скакать. И потом, она на этот дом тоже горбатилась предостаточно, и потому, несмотря ни на что, решила из родного гнезда не съезжать. Обустроила себе спальное место в сарае, сюда же радиоприемник принесла, да вещи кое-какие. Можно сказать , переселилась полностью. Разве что утром готовила обед своему деду, пока тот спит, да бутылки выбрасывала — более ни за чем ей «хозяин» в дом входить не позволял.
Однажды утром Анну Семеновну разбудил настойчивый стук в ворота. Оказалось, приехала скорая.
— Владимир Петрович-то где? Вызвал бригаду, сказал, в груди жжет, — попытался с ходу выяснить молодой медбрат. Но Анна Семеновна только разводила руками, мол, в доме смотрите. Сама же присела на лавочку под вишней — в дом заходить было страшно, вдруг муж снова начнет на нее кричать.
Прошло пять минут, и медбрат уже вышел из дома.
— Вызывайте милицию, оформлять будем. Тут сердце, однозначно, шансов не было.
— Чегой? — не поверила своим ушам Анна Семеновна. — Помер?
— Как не помереть, если пить столько… Из-за пустых бутылок на пороге я едва ноги не сломал, — усмехнулся, как ни в чем не бывало, врач, будто не видя, как Анна Семеновна медленно осела на землю, схватившись за сердце.
***
В себя Анна Семеновна пришла в больнице. Около кровати сидели Лида и Света, держа мать за руку. Оказалось, от шока от известия о смерти мужа женщине стало плохо, и ее увезли в больницу.
— Слава богу, прибрался старый, — выдохнула она, узнав о том, что поминки уже через пару дней. Значит не обманул медбрат, говоря о том, что не выдержало сердце.
Ну что же, теперь уж точно все смогут вздохнуть свободно — и она, и дочери, и даже соседи.
