Я никогда не думала, что в 62 года стану кем-то вроде спасительницы. И уж точно не могла представить, что этот случай так сильно изменит мою жизнь, наполнит её новым смыслом.
Тот конец сентября выдался необычайно тёплым и солнечным. Осень уже оставляла на асфальте свои первые листья, пахнущие прошедшим летом и скорыми холодами. Я шла из магазина — тяжёлая сумка натирала руку, настроение было серое, как осенняя хмарь. После того, как три года назад ушёл муж, все мои прогулки превратились в бесконечный внутренний диалог: «Ещё один день прожила…»
Сорок шагов от магазина до автобусной остановки я считала почти автоматически. Тридцать два… тридцать три… На сороковом что-то зацепило взгляд. Возле остановки стояла девушка, совсем юная, с округлившимся животом, и судорожно цеплялась за скамейку. Лицо исказилось от боли, в глазах — страх. Она просила помощи у людей рядом, но они делали вид, будто её нет. Кто-то уткнулся в телефон, кто-то отвёл взор, кто-то просто отошёл в сторону.
— Пожалуйста… Мне плохо… Помогите… — едва слышно просипела она.
Я невольно замедлила шаг. Внутри раздавался голос: «Пройди мимо, Софья Ивановна. Не твоё это. Может, она с наркотиками или ещё что. Сейчас всякие встречаются».
Но её глаза… В них было столько страха и надежды, что мне стало не по себе. А когда я заметила, как дрожат её руки, заботливо прижатые к животу, в голове мелькнул образ моей Наташки — дочери, которая давно живёт в Канаде и редко звонит. У неё теперь своя семья, свои заботы. А у меня — пустая квартира, кот да воспоминания.
— Подождите! — вырвалось у меня, и я развернулась обратно.
Девушка подняла на меня взгляд, полный благодарности и беззащитности. Такой, что перехватило дыхание.
— Что случилось, девочка? — спросила я, подходя ближе.
— Голова кружится… темнеет перед глазами… — с трудом выговорила она. — Еду в женскую консультацию, нужны справки для пособия… А тут… всё накрыло…
Я осторожно усадила её на скамью, приложила ладонь к лбу — кожа была холодной, покрытой испариной. Люди вокруг по-прежнему делали вид, что ничего не происходит.
— В какую поликлинику ты направлялась? — спросила я, доставая платочек и промакивая пот со лба.
— На Звездной, третья консультация… Если немного передохну, наверное, смогу сама…
— Никакого «сама», — твёрдо оборвала я. — Сейчас вызываем такси.
Руками, немного дрожащими от волнения, я набрала знакомый номер службы — помнила его ещё с тех пор, когда возила мужа на лечение.
— Через пять минут будет машина, — сообщила я, усаживаясь рядом и протягивая Алёне бутылку воды. — Пей маленькими глотками. Как тебя зовут?
— Алёна, — ответила она, благодарно принимая воду. — Спасибо вам… Все отвернулись… Будто меня и нет.
— Не переживай, Алёнушка, — я сама не заметила, как назвала её ласково. — Иногда люди не от жестокости игнорируют, а от беспомощности. Просто не знают, как быть — вот и прячутся за равнодушие.
Она чуть улыбнулась, и я заметила милые ямочки на её щеках.
— Ноги отекают? — спросила, взглянув на опухшие щиколотки.
Алёна кивнула.
— Давно одна с малышом?
Глаза её наполнились слезами.
— Четыре месяца… Он ушёл, когда узнал, что будет девочка. Хотел сына. Сказал, что не ради этого он женился, чтобы растить девочек.
Мне захотелось найти этого человека и хорошенько прояснить ему, что такое настоящий мужчина. Но вместо этого я просто крепче сжала её руку.
— Его потеря, — твёрдо сказала я. — Девочки — особенные. Они любят искреннее, глубже. И привязываются к папе больше, чем мальчики.
Через несколько минут подъехало такси. За рулём был молодой парень с добрыми глазами. Он помог нам удобно устроиться на заднем сиденье.
— В третью поликлинику на Звездной, — сказала я, бережно поддерживая Алёну.
— Только не объезжайте! — добавила я решительно, заметив, как водитель с сомнением посмотрел на нас. — У беременной женщины ухудшение состояния.
Парень сразу же стал серьёзным:
— Без проблем! Довезу аккуратно и быстро!
В машине Алёна немного пришла в себя. Прислонилась к окну, закрыла глаза.
— Вы не торопитесь? Я вас задерживаю? — виновато спросила она.
— Милочка, мне некуда спешить. Разве что кот дома ждёт — но он потерпит. Меня, кстати, зовут Софья Ивановна. А можно просто тётя Соня, если тебе так ближе.
— Спасибо, тётя Соня… — голос Алёны дрогнул. — Я не знаю, что бы я делала без вас…
— Глупости, — отмахнулась я. — Всё равно кто-нибудь бы помог.
Но мы обе понимали: никто не остановился. Только я.
Когда мы доехали до поликлиники, состояние девушки заметно ухудшилось. Практически на руках я довела её до входа и громко закричала:
— Беременная теряет сознание! Нужна помощь!
На этот раз реакция была мгновенной. Медсёстры подхватили Алёну, усадили в каталку и скрылись за дверью кабинета. Я осталась ждать в коридоре, машинально перебирая пальцами ручку сумки. И хотя я просто прохожая, почему-то уйти не могла. Казалось, между нами возникла какая-то невидимая связь — важная и пока недосказанная.
Через полчаса из кабинета вышла женщина в белом халате — строгая, с умными глазами и лёгкой усталостью в уголках лица.
— Вы родственница? — спросила она.
— Нет, просто помогла добраться. Что с ней?
Врач вздохнула:
— Токсикоз в тяжёлой форме и повышенный тонус матки. Хорошо, что вы привезли её вовремя. Риск преждевременных родов был реальным. Сейчас стабилизируем состояние.
— Можно мне её увидеть? — неожиданно для себя попросила я.
Доктор посмотрела внимательно, словно пыталась понять, почему мне это нужно.
— Она вас просила. Палата три. Но ненадолго — ей нужен покой.
Алёна лежала на кровати, бледная, с закрытыми глазами. Капельница равномерно капала, будто отсчитывая время. Услышав меня, она открыла глаза и слабо улыбнулась.
— Вы остались, — прошептала она.
— А как я могла уйти? — удивилась я. — Даже не задумывалась.
— Спасибо… — продолжила она. — Врач сказал, что вы нас спасли. Могли начаться преждевременные роды…
Я села рядом, взяв её за руку:
— Теперь всё будет хорошо. Обещаю.
— Я так боялась… стоять там, просить помощи, а все смотрят мимо… будто меня и нет, будто мы с малышкой — невидимые.
Я легонько погладила её ладонь:
— Иногда люди просто не знают, как помочь. Они боятся ошибиться, сделать что-то не так. Это не оправдание, конечно…
— А вы не испугались, — перебила она.
— Я просто увидела в тебе свою дочь, — честно ответила я. — Она сейчас далеко, в Канаде. А ты — такие же зелёные глаза, с золотыми искорками…
Повисло молчание. За окном опускались сумерки, где-то вдалеке сигналили, а в палате пахло лекарствами и какой-то странной, почти весенней надеждой.
— У вас есть внуки? — вдруг спросила Алёна.
— Нет, — качнула я головой. — Наташка карьеру строит. Говорит, ещё успеется. Может, и права…
— А я думала, что мы будем семьёй. Я, он и наша девочка. Глупо, правда?
— Совсем не глупо, милочка, — я аккуратно поправила выбившуюся прядь волос. — Просто не всем дано быть настоящими мужчинами. А твой ребёнок заслуживает самого лучшего.
В палату заглянула врач:
— Посещение закончилось. Алёна останется на ночь под наблюдением.
Я встала, но девушка вдруг крепко сжала мою руку:
— Приходите завтра? Пожалуйста…
Её взгляд был полон такой надежды, что я не смогла отказаться.
— Конечно, приду. А теперь скажи — кому позвонить? Родителям? Подруге?
Она отвела глаза:
— Некому… Родители в Петрозаводске. Я сюда учиться приехала, потом работу нашла. А подруги… после беременности как в воду канули.
И тогда я приняла решение, которое, кажется, зрело во мне с самого начала пути:
— Запиши мой номер. Звони, когда нужно — хоть ночью, хоть днём.
Утром я проснулась раньше обычного. Накормила кота, прибралась, съездила на рынок. Купила свежие фрукты, домашний творог и мёд — всё, что полезно для беременной. Потом зашла в магазин детской одежды и долго выбирала маленький комбинезон — жёлтый, с ромашками. Продавщица улыбнулась:
— Для внучки берёте?
Я замялась, но ответила:
— Для очень важного человека.
В поликлинику приехала к одиннадцати. Алёна уже сидела на кровати, заполняя документы. Увидев меня, она расцвела:
— Вы пришли!
— Обещала — значит, приду, — я поставила пакеты на тумбочку. — Как себя чувствуешь?
— Гораздо лучше! Врач разрешил домой, только постельный режим на пару дней.
— И кто за этим следить будет? — спросила я, садясь рядом.
— Сама как-нибудь справлюсь, — пожала плечами она.
— Ну уж нет, — решительно заявила я. — Поедешь ко мне. У меня трёхкомнатная квартира — места хватит. Будешь лежать, никуда не шевелясь.
Она с недоумением посмотрела на меня:
— Но мы ведь почти незнакомы… Зачем вам это?
Сама не знала ответа. Почему женщина в мои годы взваливает на себя заботу о чужой девушке, которую встретила всего день назад? Но внутри было ясное чувство — так должно быть. Что-то большее, чем случайность.
— Знаешь, Алёнушка, — медленно сказала я, — иногда судьба сталкивает людей неспроста. Я не очень верующий человек, но вчера, увидев тебя на остановке, я почувствовала… как бы объяснить… внутренний толчок. Будто кто-то шепнул: «Иди и помоги». И ещё… — я немного замялась, — моя Наташка звонит раз в месяц, на пару минут. Разве это жизнь для старухи?
— Вы не старуха! — горячо возразила Алёна.
— Не важно, кем я себя считаю, — ответила я. — Важно, что мы можем быть нужны друг другу. Ты сейчас слишком уязвима, волнение тебе противопоказано. А мне… мне просто не хватает того, чтобы быть кому-то нужной. Так что не спорь!
И она не стала спорить.
Два месяца пролетели незаметно. Сначала Алёна осталась на те самые «пару дней», а потом так и осталась жить. Мы быстро нашли общий язык. Она помогала по дому, насколько позволяло её состояние, я заботилась о еде и следила за её режимом. По вечерам пили травяной чай, я рассказывала истории из молодости, а она делилась мечтами о будущем.
Однажды она, поглаживая живот, задумчиво произнесла:
— Я раньше думала, что самое страшное — это остаться одной с ребёнком. Теперь понимаю: самое страшное — когда тебя никто не видит. Когда ты для всех — невидимка.
Я положила спицы:
— За каждым равнодушием найдётся кто-то, кто протянет руку. Запомни это. И передавай своей девочке.
Алёна немного помялась:
— Софья Ивановна… У меня к вам важный вопрос. Вы согласитесь стать крёстной моей малышки?
У меня перехватило дыхание. Никогда, даже в самых смелых мечтах, я не думала, что услышу такие слова.
— Ты уверена? — только и смогла вымолвить я.
— Более чем, — улыбнулась она. — Вы спасли нас в тот день. И ещё… я хочу, чтобы у моей дочери был человек, который научит её замечать тех, кто нуждается в помощи. Тех, кого другие игнорируют.
Слезы сами наполнили глаза.
— Спасибо тебе, Алёнушка… Это большая честь…
Не успела договорить — она внезапно схватилась за живот:
— Кажется… начинается!
И началось. Скорая, сборы, больничные коридоры, предродовое отделение. Я метались туда-сюда, пытаясь быть полезной, но больше мешая врачам.
— Мамочка, подождите в коридоре, — строго сказала медсестра, выводя меня из комнаты. — Позовём, когда будет нужно.
Шесть часов я просидела на холодном стуле, прислушиваясь к звукам за дверью. Молилась — хотя никогда особо не верила в молитвы. Просила всех святых о том, чтобы всё прошло хорошо.
Когда дверь наконец открылась и уставший врач сказал:
— Поздравляю, у вас здоровая внучка весом три шестьсот! —
я даже не стала его поправлять.
Теперь Алёна и маленькая София — да, именно так она назвала дочь — живут со мной. Мы часто гуляем втроём в парке, соседки подходят, любуются:
— Какая у вас славная внучка, Софья Ивановна!
А я улыбаюсь и думаю: иногда надо просто остановиться. Остановиться, когда видишь чужую беду. Подойти. Посмотреть в глаза. Протянуть руку. Потому что за этим шагом может скрываться новая жизнь. Новая семья. Новый смысл.
И каждый раз, встречая беременную женщину на улице, я вспоминаю ту сентябрьскую остановку, людей, которые делали вид, что Алёны нет. Я не сердита на них — они просто не знали, какое счастье прошло мимо.
А я теперь знаю.
И больше никогда не пройду мимо того, кто нуждается в помощи.
Даже если весь мир будет делать вид, что этого человека не существует.
