Теперь она точно знала: выбирать счастье — значит бросать тень удобства.
— А может, тебе к маме съездить на недельку? — Анатолий старательно не смотрел на Наташу, делая вид, что полностью поглощён чтением новостей в телефоне. — Тётя Света с Ленкой приезжают, ты же знаешь, какая она… придирчивая.
Наташа замерла у плиты, где готовила его любимые сырники. Это был уже третий раз за два года, когда Толик просил её «исчезнуть» на время приезда родственников. Что-то надломилось внутри, словно треснуло тонкое стекло.
— Хорошо, — её голос прозвучал непривычно глухо. — Я съезжу.
«В последний раз», — мелькнула чёткая мысль.
Она механически перевернула сырники, глядя, как румянится золотистая корочка. Два года. Два года надежд, намёков, ожидания предложения. Два года, когда она была хорошей девочкой — готовила, убирала, ждала. Няней, домработницей, удобной женщиной, но не любимой и не женой.
Толик, наконец, оторвался от телефона:
— Ты чего такая кислая? Я же не навсегда тебя отправляю. Неделька — и всё.
Она поставила перед ним тарелку с завтраком:
— Конечно. Неделька — и всё.
Это «всё» звенело в голове набатом.
Когда за Толиком закрылась дверь, Наташа села на кухне и впервые за два года позволила себе по-настоящему подумать. Не позволить мыслям ускользнуть, не заглушить их привычным «он просто не готов», «надо подождать», «у всех так».
В тридцать два нужно уметь смотреть правде в глаза. Особенно когда правда с утра отправляет тебя к маме, чтобы не мешалась под ногами у «важных» родственников.
Телефон в руке показался вдруг невероятно тяжёлым. Гудки тянулись бесконечно долго.
— Мам, — голос предательски дрогнул. — Я можно приеду?
— Наташенька? — в голосе Полины Егоровны мгновенно зазвучала тревога. — Что случилось?
— Ничего, мам. Просто… можно я приеду? Насовсем.
Повисла пауза. Наташа почти видела, как мать осторожно подбирает слова:
— Конечно, доченька. Тебе помощь нужна? Я могу…
— Не надо, мам. Я сама. Завтра буду.
Собирать вещи оказалось удивительно просто. Два года жизни уместились в один чемодан и спортивную сумку. Косметика, одежда, несколько книг. Большая часть вещей была куплена ею самой — Толик не баловал подарками, предпочитая «вкладываться в будущее». В их общее будущее, которого, как оказалось, никогда не существовало.
Руки работали сами, а в голове крутились обрывки воспоминаний. Как она радовалась, когда он предложил съехаться. Как намекала на свадьбу. Как ждала кольцо на каждый праздник, каждый день рождения. Как Толик виртуозно уходил от этих разговоров.
«Зато квартира своя, не съёмная», — говорила она подругам. «Зато стабильные отношения», — убеждала она себя. «Зато не одна», — шептала по ночам, глотая слёзы.
Записку она решила не оставлять. Что тут скажешь? «Прости, я устала быть удобной»? «Не ищи меня, просто признай, что я была временной»? Всё это звучало жалко и мелодраматично.
Ключи она положила на тумбочку в прихожей. Проверила, выключена ли плита, закрыты ли окна — привычка есть привычка. Оглядела квартиру в последний раз. Странно, но ни слёз, ни сожаления не было. Только усталость и какое-то новое, незнакомое чувство. Облегчение?
Чемодан послушно катился по асфальту. Весна в Питере выдалась на удивление тёплой, словно природа решила поддержать её решение начать жизнь заново.
Родной Ярославль встретил её россыпью черёмухи и прохладным ветром. Мама ждала на перроне — совсем седая, такая родная. Обняла молча, крепко.
— Пойдём домой, дочка.
Дома пили чай с лимоном, и Наташа рассказывала. Про два года надежд. Про «отъезды к маме». Про то, как поняла наконец, что быть удобной — это не то же самое, что быть любимой.
— А помнишь, — мама осторожно гладила её по руке, — как в детстве ты всегда хотела быть хорошей девочкой? Всем угодить, всем понравиться?
— Помню. Выросла, а привычка осталась.
— Ничего, — Полина Егоровна налила ещё чаю. — Главное, что поняла. Остальное приложится.
Телефон зазвонил ближе к вечеру. Толик. Наташа смотрела на экран, пока звонок не прервался. Следом пришло сообщение: «Ты где? Почему вещей нет?»
Она не ответила. Ни на это сообщение, ни на следующие. Телефон разрывался от звонков — Толик явно не ожидал такого поворота событий. Через пару часов пришло длинное сообщение с извинениями и обещаниями «всё исправить».
«Раньше надо было исправлять», — подумала Наташа и впервые за долгое время спокойно уснула.
Утром она проснулась другим человеком. Словно сбросила тяжёлый рюкзак, который тащила на себе два года. Позвонила в свою старую фирму — там как раз требовался бухгалтер. Договорилась о собеседовании.
— Наташка! — Машка влетела в кабинет как маленький ураган. — Ты когда вернулась? Почему не позвонила?
Мария Синицына, её бывшая коллега и лучшая подруга, совершенно не изменилась за эти два года — такая же яркая, шумная, готовая спасать всех и каждого.
— Вчера вернулась, — Наташа улыбнулась. — Вот, пришла узнать, не нужны ли вам бухгалтеры.
— Нужны! — Машка хлопнула в ладоши. — Ой, как здорово! Слушай, а что случилось? Толик твой…
— Бывший Толик, — твёрдо сказала Наташа. — Я ушла.
Машка присвистнула:
— Наконец-то! А то я всё думала, когда же ты прозреешь.
— Ты же ничего не говорила.
— А ты бы послушала? — Машка фыркнула. — Ладно, проехали. Главное — ты здесь. И знаешь что? У нас тут такой архитектор на проекте… Саша Мельников. Умница, красавец, главное — свободен!
— Маш, — Наташа покачала головой. — Мне сейчас не до этого.
— А я и не предлагаю прямо сейчас! — подруга заговорщически подмигнула. — Но присмотреться никто не мешает.
Саша Мельников оказался высоким темноволосым мужчиной лет тридцати пяти, с внимательным взглядом и неожиданно мягкой улыбкой. Он вёл архитектурную часть нового проекта фирмы, и Наташе, как бухгалтеру, часто приходилось с ним пересекаться.
— Вы недавно в компании? — спросил он как-то, заглянув к ней с очередными сметами.
— Вернулась недавно, — поправила Наташа. — Раньше тут работала.
— А почему уходили?
— Любовь, — она невесело усмехнулась. — Думала, что любовь.
Он помолчал, разглядывая её с каким-то новым интересом:
— А сейчас?
— А сейчас работаю.
После этого разговора он стал заходить чаще. Иногда с делом, иногда просто так. Рассказывал про свои проекты, спрашивал её мнение. Однажды принёс кофе:
— Видел, вы всегда пьёте растворимый. Это преступление против вкуса.
Кофе пах божественно. Наташа сделала глоток и зажмурилась от удовольствия:
— Спасибо. Вы правы, это невероятно вкусно.
— Саша, — он улыбнулся. — Давайте на «ты»?
Она кивнула, пряча улыбку за чашкой:
— Наташа.
Теперь он приносил кофе каждое утро. Машка многозначительно подмигивала, но молчала — видимо, усвоила урок.
Прошло три месяца. Наташа почти перестала вздрагивать от звонков — Толик наконец прекратил попытки «вернуть всё как было». Работа шла хорошо, мама радовалась, что дочь снова дома. А по утрам на столе появлялся стаканчик с идеальным кофе.
— Наташ, — Саша присел на край её стола. — Тут выставка открывается, архитектурная. Сходим?
Она подняла глаза от монитора. В его взгляде читалось что-то большее, чем просто приглашение коллеги.
— Это свидание? — спросила она прямо.
— Да, — он не стал юлить. — Если ты готова.
Она помолчала. Три месяца — достаточный срок, чтобы понять: она действительно готова.
— Готова.
Выставка оказалась интересной. Саша рассказывал о проектах, показывал детали, которые неспециалист никогда бы не заметил. А потом они гуляли по вечернему городу, и он держал её за руку — просто и естественно, словно так было всегда.
— Я два года был женат, — вдруг сказал он. — Не сложилось. А потом всё боялся начинать заново.
— А сейчас? — эхом отозвалась она.
— А сейчас не боюсь.
Он поцеловал её — осторожно, словно спрашивая разрешения. И она ответила, чувствуя, как внутри разливается тепло — настоящее, не суррогат.
Толик появился внезапно — просто возник на пороге фирмы с букетом роз:
— Поговорим?
Наташа похолодела. Два года привычки быть удобной, два года страха остаться одной — всё это навалилось разом, грозя похоронить под собой её новую, только начавшую складываться жизнь.
— Не о чем говорить, — она с удивлением услышала, как твёрдо звучит её голос.
— Брось, Наташ, — он шагнул ближе. — Ну погорячился я тогда. С кем не бывает? Возвращайся. Всё будет по-другому.
— Правда? — она смотрела на него и не узнавала. Как могла она принимать эту снисходительную усмешку за улыбку? Эту собственническую позу — за заботу? — И как именно всё будет по-другому?
— Ну… — он замялся. — Мы можем съездить отдохнуть. Или…
— Пожениться? — она подсказала то слово, которого он старательно избегал два года.
Он поморщился:
— Наташ, ну что ты начинаешь? Нам же было хорошо вместе.
— Тебе было удобно, — она поправила его снова. — А мне — больно. Уходи, Толик. Это конец.
— Что происходит? — раздался спокойный голос за спиной Толика.
Саша стоял в дверях, высокий, собранный. Наташа почувствовала, как отступает паника. Два года назад она была одна. Сейчас — нет.
— А ты ещё кто? — Толик развернулся, неприятно ухмыляясь.
— Александр. — Саша шагнул вперёд, становясь рядом с Наташей. — Наташин спутник. И, кажется, она просила тебя уйти.
— Да ладно? — Толик театрально присвистнул. — Быстро ты, Наташенька. А я-то думал…
— Нет, — оборвала его Наташа. — Ты не думал. Ни обо мне, ни о наших отношениях. Потому что их не было — были только твои условия и моё молчаливое согласие. Всё кончено, Толик. Я больше не согласна.
Она сама не узнавала свой голос — столько в нём было спокойной уверенности. Толик ещё пытался что-то сказать, но его слова больше не имели значения. Всё важное уже было сказано.
Саша взял её за руку — просто и уверенно, показывая, что он рядом. Что она не одна.
Букет валялся на полу — Толик швырнул его, уходя. Наташа смотрела на рассыпавшиеся розы и думала, что два года назад такой букет заставил бы её простить всё, что угодно. А сейчас…
— Ты как? — тихо спросил Саша.
— Хорошо, — она улыбнулась, понимая, что это правда. — Правда хорошо.
Вечером они гуляли по набережной. Был конец мая, сирень одурительно пахла, и Наташа думала, как странно устроена жизнь — иногда нужно всё потерять, чтобы что-то обрести.
— О чём думаешь? — Саша обнял её за плечи.
— О том, как боялась остаться одна. Столько лет боялась, что не встретила бы тебя, если бы не перестала бояться.
Он помолчал, потом серьёзно сказал:
— Я тоже боялся. После развода казалось, что больше никогда… А потом ты появилась. Такая настоящая.
Она прижалась к нему крепче:
— Знаешь, я вдруг поняла: неважно, что будет дальше. Важно, что я больше не буду притворяться другим человеком, чтобы кому-то понравиться.
— И не надо, — он улыбнулся. — Ты мне нравишься такой, какая есть.
Они постояли на мосту, глядя на закат. Впереди было столько всего — и хорошего, и сложного. Но главное Наташа уже сделала — научилась уважать себя. Остальное приложится.
Домой она шла какой-то удивительно лёгкой. Мама встретила на пороге, окинула внимательным взглядом:
— Всё хорошо?
— Да, — Наташа обняла её. — Теперь точно всё хорошо.
А ночью ей приснился странный сон: она стоит на развилке дорог, и указатель показывает: «В прошлое» и «В будущее». Она выбирает будущее и просыпается с улыбкой.
Утром на работе её ждал стаканчик с кофе. На крышке было написано: «Завтракать будешь?»
«Буду», — ответила она сообщением.
Саша появился через пять минут:
— Я тут подумал… Может, нам квартиру поискать? В смысле, для нас.
Она замерла. Два года назад она переезжала к мужчине с надеждой на «потом». Сейчас всё было иначе.
— Ты уверен? — спросила она прямо. — Это серьёзный шаг.
— Уверен, — он взял её за руку. — Я не хочу торопить события, но и топтаться на месте не хочу. Мы оба знаем, чего хотим. И оба знаем, чего не хотим.
Она сжала его ладонь:
— Хорошо. Давай поищем.
