— Я почти всё убрал, — произнёс Олег с преувеличенной бодростью, будто фокусник, только что рассекший ассистентку пополам, но уже уверенный, что соберёт её без единого шва. Он стоял посреди кухни, сжимая в руке мокрую тряпку, с которой на пол медленно капала последняя влага — символ их рушащегося уюта. Ламинат, ещё утром выглядевший прилично, теперь вздулся уродливыми волнами, а стыки между досками превратились в тёмные, пропитанные водой щели.
Юля прислонилась к дверному косяку. Она не смотрела на мужа. Её взгляд был прикован к новому смесителю — хромированному, безвкусному, который Олег с гордостью установил пару часов назад. Из-под его основания, портя всю дешёвую эстетику, непрерывно сочилась тонкая струйка воды, оставляя на столешнице мутную лужу.
— Почти? — переспросила она. Её голос был ровным, почти механическим, и это спокойствие пугало больше любого крика. — А с потопом у соседей снизу ты тоже «почти» справился?
Снизу донёсся глухой, яростный стук — не по батарее, а шваброй по потолку, с отчаянием и злобой. Олег вздрогнул и неловко принялся вытирать сухое место у холодильника, будто это могло что-то исправить.
— Ну что ты сразу? Я же не специально! Прокладка оказалась бракованной — такое бывает. Сейчас подтяну, и всё будет нормально. Вызов сантехника стоил бы три тысячи. А тут — пара минут, и экономия!
Юля медленно повернулась к нему. В её взгляде не было обвинения. Было нечто хуже — холодная, почти деловая оценка. Она окинула кухню: вздувшуюся от влаги столешницу, потемневший плинтус, разбросанные инструменты, и наконец — его самого, взрослого мужчину, с энтузиазмом любителя разрушающего то, что должен защищать.
— Хватит. Я больше не буду платить за твои «улучшения». Ни копейки. Довольно уже твоих «очумелых ручек»!
Её слова повисли в затхлом воздухе, как тяжёлые плиты на свежей могиле.
— Ты сэкономил три тысячи, Олег. Отлично. А теперь посчитаем. Новый ламинат — двадцать. Столешница — ещё пятнадцать. Ремонт у Петровичей — минимум десять. Итого — сорок пять тысяч. И это без учёта моих нервов.
Она достала телефон, быстро набрала что-то и повернула экран к нему.
— Вот. Я создала отдельный счёт. Называется «Фонд ремонта Олега».
Олег уставился на экран, не веря своим глазам.
— Это издевательство?
— Нет. Это деловая стратегия. С сегодняшнего дня — по новым правилам. Перед любым ремонтом мы смотрим стоимость услуги у профессионала. Ты переводишь эту сумму на этот счёт — из своих личных денег. Если всё пройдёт гладко и ничего не сломается в течение недели — деньги возвращаются. Считай это премией за успех. Если же, как обычно, всё пойдёт не так… — она кивнула на подтёк крана, — эти деньги пойдут на оплату мастера и восстановление ущерба. Твоё хобби больше не будет стоить нам семьи. Теперь рискуешь только самим собой.
Он смотрел на неё, и лицо его наливалось гневом. Это был не просто ультиматум — это была публичная казнь его гордости, превращённая в финансовый договор. Его уверенность в своих силах, его мужское «я» — всё это превратилось в ставку в игре, где он — игрок, а она — хладнокровный судья.
— То есть я должен платить, чтобы что-то сделать у себя дома?
— Ты платишь не за право действовать, а за страховку от собственного провала, — резко ответила Юля. — Как КАСКО. Только вместо машины — твои руки. Либо соглашаешься, либо с этого момента ты не приближаешься к любой сломанной вещи ближе чем на пять метров. А я вызываю мастера — и платят за это твои деньги. Выбирай.
Прошло три недели. За это время Олег не прикасался ни к отвёртке, ни к гаечному ключу. Потоп был устранён, Петровичам выплатили компенсацию — из общего бюджета, что Юля сопроводила ледяным молчанием, громче любого скандала. «Фонд ремонта Олега» стал невидимым, но всесильным присутствием в квартире. Он витал за ужином, висел в тишине спальни, чувствовался в каждом их жесте. Брак превратился в деловое партнёрство с жёсткими условиями. Олег ждал. Он не сдавался — он готовил контратаку.
И момент настал. Розетка в спальне, где они включали фумигатор, начала искрить. Слабо, но слышно — треск и запах горелого пластика. В прошлые времена он бы уже ковырялся в ней. Теперь же всё стало спектаклем.
Вечером, когда Юля сидела с ноутбуком, он нарочито подошёл.
— Розетка в спальне искрит. Надо менять.
Она не оторвалась от экрана, только пальцы замерли.
— Закажу электрика. У «Профи-сервис» есть ночные выезды.
— Не надо, — сказал Олег, стараясь звучать как старший по званию. — Я сам. Это элементарно. Так что… называй цену.
Только теперь она посмотрела на него. Взгляд — ледяной, без тени сомнения. Она открыла браузер, набрала «замена розетки цена Москва» и через полминуты повернула ноутбук. На экране — 1500 рублей. Плюс розетка. Итого — 1700.
— Переводи.
Олег усмехнулся. Достал телефон, открыл приложение, нарочито медленно перевёл деньги на счёт с издевательским названием. В комментарии написал: «Взнос на великие свершения». Подтверждение пришло мгновенно. Юля кивнула, как кассир, принявший оплату.
— Хорошо. У тебя час. Потом проверю.
Это была его минута. Он выключил автомат, погрузив квартиру в полумрак, освещённый только экраном её ноутбука. Расстелил газету, достал инструменты. Действовал медленно, аккуратно, как на демонстрации мастерства. Снял обуглившуюся коробку, зачистил провода, установил новую, белоснежную розетку. Каждое движение — чётко, без суеты. Он чувствовал её взгляд — и это придавало ему уверенности.
Через сорок минут — готово.
— Можешь включать, — бросил он.
Люстра загорелась. Он вставил лампу — свет ровный, без мерцаний. Подключил и отключил — идеально.
— Приёмка, — сказал он, поворачиваясь к Юле с торжествующей улыбкой. — Ни потопа, ни искр. Всё работает. Так что премия — тысяча семьсот — на мой счёт.
Она молча подошла, осмотрела розетку, потрогала, включила зарядку. Индикатор загорелся. Она достала телефон. Олег услышал звук оповещения — деньги вернулись.
Внутри него разливалось теплое чувство победы. Он не просто починил розетку. Он обыграл систему. Он заставил её работать на себя. Он получил деньги за то, что сделал бы и так.
— Видишь? — сказал он, не скрывая торжества. — Иногда мужские руки всё же ценнее кошелька.
Юля посмотрела на него долгим, невозмутимым взглядом, потом вернулась на диван. Она не выглядела побеждённой. Она выглядела как владелец казино, наблюдавший, как новичок сорвал первую мелкую ставку. Она знала то, о чём он ещё не догадывался: первый выигрыш — не победа. Это просто наживка. А он уже жадно клюнул.
Лёгкая победа с розеткой вскружила Олегу голову. Он вернул не просто тысячу семьсот рублей — он вернул себе ощущение, давно утраченное: иллюзию контроля. Он снова почувствовал себя не подсудимым под постоянным судом Юли, а хозяином своей судьбы. Эта маленькая удача, как первый глоток после долгого воздержания, тут же вызвала жажду. Он стал вслушиваться в тишину квартиры, искать в ней диссонансы, тревожные звуки — всё, что можно было превратить в новый шанс доказать: его руки — не источник убытков, а потенциальный актив. И дом, будто издеваясь, подбросил ему следующий вызов.
Бачок унитаза в санузле начал шипеть. Каждые несколько минут — короткое, предательское «пшшш», будто вода сбегала оттуда, куда её не пускали. Для Олега это был не просто раздражающий звук — это был звон монет, уже почти лежащих в его кармане. Он выждал до субботы, чтобы превратить ремонт в торжественный акт.
— Наш бачок приболел, — объявил он за завтраком, с театральным вздохом откладывая хлеб. — Пора вмешаться.
Юля не отрывалась от кофе. Только сделала глоток и посмотрела на него поверх чашки.
— Понятно. Открывай приложение.
На этот раз он был уверен, как игрок, только что выигравший первую партию. Они быстро нашли среднюю цену на вызов сантехника — четыре с половиной тысячи. Олег улыбнулся, словно делая ставку на победителя, и перевёл деньги в «Фонд ремонта Олега». Сумма была уже внушительной. Она щекотала нервы, будоражила азартом.
Он заперся в ванной на полдня. Оттуда доносился арсенал звуков, призванных внушить доверие: лязг ключа, приглушённые ругательства, шум сливаемой воды и одобрительное хмыканье. Юля надела наушники и ушла в сериал, не желая быть даже пассивным зрителем его самодеятельности. Наконец, к обеду, Олег вышел, вытирая руки о старое полотенце. Лицо его светилось триумфом.
— Готово. Ни звука. Работает как часы. Можешь проверять. И — переводи мою премию.
Юля сняла наушники, прошла в ванную. Там действительно стояла тишина. Она несколько раз спустила воду — бачок работал безупречно. Олег стоял в дверях, гордо сложив руки, ожидая признания.
— Хорошо, — сказала она. — Деньги вернутся ровно через неделю.
Олег замер. Улыбка сползла.
— Как — через неделю? Работа же сделана!
— Теперь так, — её голос был холодным и окончательным. — Розетку можно проверить сразу. А сантехника — это система. Она может дать сбой через час или через три дня. Поэтому вводится гарантийный срок. Неделя. Если всё будет в порядке — деньги твои. Это не доверие, а проверка на прочность.
Он хотел взорваться. Это было прямым признанием недоверия, оскорблением его труда. Но, встретив её взгляд — спокойный, оценивающий, — он понял: если он начнёт кричать, это будет звучать как признание собственной неуверенности. Он сжал челюсти и кивнул.
— Ладно. Неделя — так неделя. Всё равно они будут моими.
Неделя превратилась в пытку. Олег заходил в ванную по десять раз на дню, прислушивался к каждому шороху, вздрагивал от любого звука. Юля же, казалось, забыла про саму идею ремонта. Она ни разу не упомянула о ставке. На шестой день, вечером пятницы, когда Олег уже мысленно тратил свои «пять тысяч», раздался звонок. На пороге стоял Петрович. Не кричащий, не яростный — уставший. Сломленный.
— Олег, пойдём, покажу кое-что, — сказал он тихо.
В его ванной пахло сыростью. Он молча указал на потолок — прямо над туалетом. Там расплывался огромный, ржаво-жёлтый ореол, как карта высохшего моря. Штукатурка местами уже отвалилась.
— Не течёт, — пояснил он. — Мокнет. Постепенно. Уже дней пять. А сегодня — вот. Ты когда у себя там ковырялся? В прошлую субботу? Ну вот.
Олег почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он вспомнил — затягивая гайку, он перестарался. Микротрещина в корпусе бачка. Вода не бежала — она просачивалась, медленно, незаметно, но постоянно, пропитывая перекрытие. Он не починил — он создал скрытый, хронический потоп. Гораздо более разрушительный, чем открытый.
Он вернулся домой. Юля стояла на кухне. Она всё поняла по его лицу. Он молча посмотрел на телефон, где на счету «Фонда» лежали его четыре с половиной тысячи. Этой суммы не хватило бы даже на косметический ремонт у соседей. Он не просто проиграл ставку. Он проиграл всё. А его победа с розеткой теперь казалась жалкой, насмешливой предварительной уступкой перед настоящим провалом.
После фиаско с бачком Олег замкнулся. Он стал тенью в собственной квартире. Его молчание было тяжелее любого крика. Деньги из «Фонда» ушли на ремонт потолка у Петровичей. Счёт снова обнулился. Он проиграл. Проиграл не только деньги — он проиграл право на участие. Он больше не был главой семьи. Он стал рискованным активом, требующим изоляции. И его уязвлённое, загнанное в угол эго требовало последнего рывка — реванша, который либо вернёт ему всё, либо окончательно сломает.
И этот шанс дала стиральная машина. Однажды утром она, закончив цикл, отказала в слив. Внутри осталась вода, вещи плавали в серой мыльной жиже. Олег увидел в этом знак. Его последний шанс.
— Я починю, — сказал он вечером, когда Юля с отвращением смотрела на застывшую воду. Голос был хриплый, но твёрдый. Он бросал вызов не из силы — из отчаяния.
Юля медленно обернулась. На лице — ни удивления, ни злости. Только усталость и холодный расчёт. Она смотрела на него не как на мужа, а как на рискованный проект.
— Хорошо. Ты хочешь починить стиральную машину. Подключённую к воде и электричеству. В квартире с новым ламинатом, техникой, проводкой. Ты хочешь рискнуть ещё раз. Что ж, давай.
Она взяла телефон. Но не стала искать цену. Посмотрела ему прямо в глаза. Взгляд — пустой, как экран в режиме ожидания.
— Ставка будет иной. Профессионал стоит пять-шесть тысяч. А вот потенциальный ущерб… — она сделала паузу, взвешивая катастрофы. — Новая машина, новый пол, замена испорченной электроники. Итого — пятьдесят тысяч. Переводишь сейчас.
Воздух застыл. Пятьдесят тысяч. Это была не просто высокая цена. Это был символ. Приговор. Отказ в доверии, оформленный как финансовая баррикада.
— Ты… ты совсем рехнулась? — выдохнул он. — За насос в стиралке — пятьдесят тысяч? Ты превратила нашу жизнь в цирк, где я всегда проигрываю! Ты же специально ставишь невозможные условия!
— Я ставлю цену риску, — резко ответила она. — Это твоя последняя возможность. Либо платишь — либо я вызываю мастера.
— Да пошёл он, твой цирк! — взорвался Олег. Вся накопленная ярость, унижение, бессилие — вырвались наружу. — Хватит! Я не буду платить тебе за право жить в своём доме! Не буду участвовать в твоих играх!
Он ждал взрыва, скандала, слёз. Но Юля оставалась ледяной. Она смотрела на него, как на сломанную технику, которую пора списывать.
Без единого слова она взяла телефон, нашла номер и нажала вызов.
— Здравствуйте. «Элит-Мастер»? Мне нужен ваш лучший специалист по стиральным машинам. Да, сегодня. Срочно. Сумма не имеет значения.
Она положила телефон. Затем открыла банковское приложение — не «Фонд», а общий счёт. Демонстративно. Перевела деньги за вызов самого дорогого мастера. Потом — ещё одну сумму, полную компенсацию Петровичам за «моральный ущерб».
— Видишь? — тихо сказала она. — Проблема решается. Без риска. Без нервов. Без твоей «экономии». Я больше не буду с тобой играть, Олег. Потому что ты — не игрок. Ты — расход. Убыточная статья. И с этого дня я буду её покрывать сама. А твоё мнение… твоё мнение больше не учитывается в этом доме. Ты можешь считать это своим домом. Но решения — принимать буду я.
