В восемнадцать лет она осталась одна с двумя малышами. А потом объявился «отец»…
Мои родители поженились слишком рано — им едва исполнилось шестнадцать. Незапланированная беременность, страх перед осуждением, давление родни — всё привело к поспешной свадьбе. Но семьи у них не получилось. Он ушёл почти сразу после нашего с братом рождения. Исчез. Без алиментов, без единого звонка. Словно сквозь землю провалился.
И вдруг, спустя пятнадцать лет, он стоит на пороге. Неряшливый, но с видом полного благополучия.
— Осознал, что я отец… — заявил он. — Хочу наладить связь. И одного из вас заберу к себе.
Серьёзно?
Пятнадцать лет — ни слова, ни открытки, ни намёка на участие. А теперь, с просветлённым взором, решил, будто детей можно делить, как старую мебель.
Когда мне было пять, мама снова вышла замуж. Мы с братом стали звать отчима папой. Он водил нас в школу, читал сказки перед сном, был рядом в горе и радости. Для нас он и был настоящим отцом. Потому что родной — просто строчка в документах.
Но мама, сквозь боль, не запретила нам общаться с биологическим отцом.
— Вот он. Ваш по крови. Решайте сами, — тихо сказала она.
Мы даже слушать не стали. Развернулись и ушли.
Но он не успокоился. Подал в суд, требовал отсудить брата. Представляете? Человек, не заплативший ни рубля алиментов, не появившийся ни разу за пятнадцать лет, внезапно озаботился «отцовством»?
Суд отказал. Мама подала встречный иск. Его лишили родительских прав.
Но он мстил. Писал доносы, жалобы. К нам ломились проверяющие, но все жалобы оказывались пустышкой. А когда пришли к нему, увидели грязную однушку, пьяную компанию и пустые бутылки повсюду.
И он хотел воспитывать ребёнка?
Годы прошли. Я вышла замуж, родила двоих. А брат… сбился с пути. Не буду вдаваться в подробности, но оказался за решёткой. Мы с мамой вытягивали его как могли.
И тут… повестка.
Отец подал в суд — требует, чтобы я его содержала. Теперь он лежачий, допился до белой горячки, с открытым туберкулёзом. Живёт в развалюхе. Свою квартиру уже давно пропил.
Он хочет, чтобы я — та самая дочь, которую он бросил и забыл — забрала его в дом, где растут мои дети, и ухаживала за ним.
Я?
Слава Богу, мама тогда успела лишить его прав. Суд отказал. Но осадок остался. Знаете, что больнее всего? Люди стали меня осуждать. Мол, родная кровь, как бы ни было… нельзя бросать.
А он нас не бросал?
Я помню, как мама кормила нас макаронами на воде, потому что денег не хватало. Помню, как отчим брал подработки, чтобы купить нам зимние ботинки. А этот? Пропойца, вспомнивший о нас, лишь когда сам оказался в яме.
В суде он рыдал.
— Был дураком… не понимал, что семья важнее всего…
Но разве я в этом виновата?
Семью не склеишь слезами и покаянием. Её строят годами заботы, любви, поступков. Всё это дал мне отчим. Он — мой настоящий отец. За него я готова хоть в огонь.
А этому человеку я ничего не должна. И не буду притворяться, будто должна.
Мужчины, бросающие своих детей, променявшие их на бутылку или мимолётный роман, — подумайте: придут ли они к вам, когда вы станете дряхлыми? Или отвернутся, как когда-то отвернулись вы?
