— А ну, убирайтесь с моего участка! — Лидия Петровна размахивала палкой, стуча ею по старому забору. — Нечего тут шататься, как бездомные собаки!

ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ

Словно бы военные времена вернулись — такая ярость звучала в её голосе. Двор у калитки действительно напоминал заброшенный уголок — покосившийся забор, вьюнки на тропинке и старая скамья под облезлой яблоней. За ней стояли двое — женщина лет тридцати с девочкой лет семи. У девочки в руках был плюшевый заяц, у женщины — потрёпанная сумка и глаза, полные мольбы.

— Простите… Мы просто… Мы не знали, чей это участок. Нам сказали, тут когда-то жила баба Аня… Моя бабушка…

Лидия Петровна осеклась. Баба Аня. Та самая Аня, с которой она когда-то делила школьную парту, а потом — горе. Они разошлись после ссоры на похоронах. Тогда казалось — навсегда. А потом Аня уехала, и связь оборвалась.

— Аня… — тихо прошептала она, оседая на скамейку. — Ты… ты её внучка?

Женщина кивнула.
— Меня зовут Ирина. Я никогда её не видела. Мама рассказывала, что они поссорились, а потом… бабушка не захотела с нами общаться. Но у нас с дочкой больше нет дома. Мы просто хотели посмотреть, где она жила…

Девочка осторожно подошла к Лидии Петровне и протянула заяца.
— Хотите подержать? Он — старенький, как и домик, но добрый…

У Лидии Петровны вдруг защипало в глазах. Она вспомнила, как Аня держала за руку её сына, когда тот шёл в школу. Как вместе они собирали яблоки и варили варенье. И как она, Лида, обиделась на неё за то, что та решилась уехать, не сказав ни слова.

— А ведь дом пустой уже много лет, — хрипло сказала она. — И никому он не нужен… А вы — очень на Аню похожи.

Молчание повисло между ними. Девочка села на скамейку рядом, не выпуская зайца. Ирина опустила голову.
— Мы можем просто посидеть? Немного… А потом уйдём.

Лидия Петровна встала и подошла к калитке.
— Глупости, — буркнула она. — Что это я, как баба Яга… Идите в дом. Там чайник на плите ещё с утра стоит. И старое варенье Анино в подполе есть… вдруг ещё не прокисло.

А потом добавила, почти шёпотом:

— Вы не бездомные. Вы — домой вернулись.

Дом встретил их тишиной и запахом пыли. В углу всё ещё стояло старое кресло с вязаным пледом, а на стене висели выцветшие фотографии — среди них Ирина вдруг узнала свою маму девочкой.

— Вот она, — прошептала. — Я думала, что ни одной фотографии не сохранилось…

Лидия Петровна поджала губы и тихо села на табурет.
— Я не выбросила ни одной. Аня всё говорила: «Когда-нибудь вернутся… Надо, чтобы было что вспомнить».

Прошла неделя.

Ирина с дочкой всё ещё оставались в доме. В первый вечер Лидия Петровна хотела выставить их после ужина, но девочка вдруг подошла и поцеловала её в щёку.
— Бабушка Лида, можно я посплю с вами?

Сердце женщины сжалось. Она почти забыла, как это — когда детские ручки обнимают ночью. Она промолчала, только кивнула.

Со временем старушка начала вставать пораньше, чтобы печь оладьи, которые так любила внучка Ирины. Ирина же помогала по дому, копалась в огороде, мыла окна и однажды даже повесила новые занавески.

— Как же быстро этот дом оживает, — удивлялась Лидия Петровна. — Столько лет стоял мёртвый, а теперь будто сердце в нём снова бьётся.

Однажды вечером Ирина тихо сказала:

— Мы можем уехать. Не навсегда, конечно, но… ты ведь не обязана нас терпеть. Мы чужие тебе.

Лидия Петровна отставила чашку и посмотрела ей в глаза.

— Чужие?.. Да ты посмотри на эту девчонку. Она каждое утро мне приносит одуванчик и говорит: «Это тебе, бабуля». А ты каждый вечер накрываешь на троих. Чужие не делают так. Чужие — это те, кто уходит и забывают. А вы пришли и вернули мне дом. И… меня саму. Не уезжайте.

Ирина кивнула, сдерживая слёзы.
— Спасибо, Лида Петровна.

— Просто — бабушка, — сказала она и улыбнулась впервые за много лет.

В тот вечер девочка уснула, положив голову ей на колени. А Лидия Петровна гладила её волосы и шептала:
— Ты даже не представляешь, как вы мне нужны… Как вы оживили меня. Спасибо тебе, Аня. Внучка твоя — ангел…

Прошло десять лет.

Старый дом под яблоней почти не изменился. Только забор стал крепче, а на крыльце — свежевыкрашенная лавочка. В саду играли дети. Легкий смех летел над клумбами, где когда-то Лидия Петровна сама сажала астры.

Молодая женщина в простом платье стояла у калитки, сжимая в руках букет васильков. Её глаза были всё те же — ясные, добрые, только теперь в них жила мудрость.

— Бабушка… — прошептала она. — Я вернулась. Как и обещала.

Она открыла калитку, прошла по знакомой тропинке и остановилась перед деревянным крестом в дальнем уголке сада. Там, где по настоянию Ирины похоронили Лидию Петровну — рядом с тем, что та любила больше всего.

— Ты говорила: «Сад будет цвести, пока ты его любишь». А я люблю. Каждый день. И помню всё: и твои оладьи, и сказки перед сном, и как ты защищала нас, когда мама снова хотела уехать. Ты — моя настоящая бабушка. Ты подарила нам дом… и семью.

Она присела рядом, укрыла крест платком и тихо заговорила, как будто старушка могла её услышать.

— Мы назвали дочку в твою честь — Лидочка. Она уже в школу пошла. Такая же упрямая, как ты. Иногда смотрю на неё — и будто ты снова рядом. Спасибо тебе за всё. За любовь, за веру, за то, что когда-то не выгнала нас…

Вдалеке раздался голос ребёнка:
— Мам! Лидочка яблоки с дерева достаёт! Говорит, это бабушкины!

— И правда бабушкины… — улыбнулась молодая женщина, поднимаясь.

Она провела рукой по ветке яблони и прошептала:
— Дом живёт. И ты — в нём.