Каждая молодая семья мечтает о собственном уголке — уютном, тёплом, где можно строить будущее без оглядки на прошлое. Для Инессы и Леонида эта мечта наконец-то стала реальностью. Они с гордостью переступили порог своей новой квартиры, ощущая, как под ногами — не чужая земля, а их собственное пространство, их маленькая крепость. Никаких вмешательств, никаких советов «как надо», никаких упрёков за поздний ужин или включённый телевизор. Свобода! Настоящая, взрослая, долгожданная. Разве не это — счастье?
Они были полны энергии, любви и надежд. У них было всё, что нужно для счастливой жизни: крепкие чувства, стабильная работа, здоровье (пусть и не идеальное, но вполне приличное), живые и любящие родители — и, главное, их обожаемый пятилетний сынишка Веня, который смеялся так заразительно, что сердце замирало от радости. Казалось, ничто не может нарушить их идиллию. Они уже мысленно увидели себя за семейным ужином, слушали, как тихо шуршит дождь за окном, и мечтали о будущем, где каждый день будет ярче предыдущего.
Но судьба, как известно, любит подкидывать сюрпризы. И не всегда приятные.
Их счастье оказалось хрупким. За тонкой стеной, точнее — этажом ниже, жила женщина, которая, казалось, сделала своей миссией — превратить жизнь соседей в бесконечный кошмар. Звали её Полина Митрофановна. Пожилая, сухонькая, с глазами, в которых не было ни капли доброты, она словно вышла из старого советского фильма про злобных старушек, ненавидящих весь мир. Её появление на лестничной площадке сопровождалось скрипом полов, шуршанием домашних тапочек и тяжёлым, недовольным вздохом, будто сама Вселенная раздражала её.
Первый визит случился уже в день переезда. Только Инесса и Леонид закончили таскать коробки, только Леня вытер пот со лба, как в дверь раздался резкий стук. На пороге стояла Полина Митрофановна, сжав губы в тонкую линию, словно собиралась объявить войну.
— У вас очень громко! — выпалила она, не здороваясь. — Это же не цирк какой-то! Люди живут, спят, отдыхают, а вы тут как на дискотеке!
Супруги растерялись. Да, они действительно шумели — кто не шумит при переезде? Мебель гремела, коробки падали, дети визжали от восторга. Но разве это преступление? Тем не менее, они извинились, сгорбились, как школьники перед строгим учителем. Хотели начать отношения мирно. Хотели быть хорошими соседями.
Но на следующий вечер, ровно в 21:05, дверь снова распахнулась. Та же старушка, те же недовольные глаза.
— Я же вчера просила! — начала она, повышая голос. — Шум прекратить! Я чутко сплю! А ваш топот — как будто слоны по потолку бегают! Вы вообще понимаете, из чего этот дом построен? Из картона! Это же не крепость, а бумажный домик! После девяти вечера — тишина! Это закон!
Инесса попыталась объяснить, что они даже не ходят — просто передвигаются по квартире. Но Полина Митрофановна была непреклонна. Она говорила с таким упрямством, будто имела право управлять их жизнью.
Леонид, не выдержав, с сарказмом предложил:
— Может, вам беруши купить? Или наушники? Будете спать, как в бункере.
— Ах ты!.. — задохнулась старушка. — Когда сам состаришься, как я, вспомнишь эти слова! Тогда поймёшь, что такое покой!
Она хлопнула дверью, оставив супругов в оцепенении. Они переглянулись. Это уже не просто соседка. Это — тиран. Мало того что они сбежали от родителей, чтобы не жить под чьим-то давлением, так теперь их преследует бабка с нижнего этажа, которая считает себя хозяйкой вселенной?
— Ладно, — прошептал Леня, — будем, как мыши. Только шуршать не будем, чтобы не разбудить её величество.
Они рассмеялись, но в этом смехе уже звучала горечь.
С каждым днём ситуация ухудшалась. Полина Митрофановна приходила всё чаще — и не только по вечерам. Она выслеживала каждый шаг, каждый звук. Даже если Веня просто прыгал на одной ноге, она тут же появлялась с обвинениями.
— Дети — это как слоны в посудной лавке! — кричала она. — Приучите его к порядку! В девять вечера — в кровать! Без исключений!
Супруги попробовали пойти на уступки. Купили торт, приготовили чай, постучались к ней с добрыми намерениями. Хотели наладить отношения. Хотели показать, что они — не враги. Но Полина Митрофановна лишь скривилась, отказалась от угощения и холодно сказала:
— Не надо мне ваших сладостей. Я не дура. Знаю, как это бывает.
Она закрыла дверь, не пригласив даже войти. Всё. Дипломатия провалилась.
А потом началось настоящее безумие.
Старушка перешла от слов к действиям. Каждый вечер, ровно после девяти, она спускалась в подъезд, доставала отмычку и выключала электричество в общем щитке. Вся квартира погружалась во тьму. Телевизор гас, холодильник стихал, свет в ванной исчезал. Инесса с сыном оставались в темноте, а Леня каждый раз бросался в подъезд, чтобы включить свет.
Он поставил замок на щиток. Укрепил. Запер. Но на следующий вечер — снова темнота. Замка не было. Только следы от отмычки на дверце.
— Это уже не просто капризы, — сказал Леонид. — Это война.
Они обратились к участковому. Полицейский пришёл, поговорил с Полиной Митрофановной. Та сидела в кресле, сжав руки на коленях, и твердила одно:
— Я имею право на покой. А они — нарушители. Пусть живут тихо, как положено.
Разговоры не помогали. Свет продолжали отключать. Напряжение в семье росло. Инесса плакала. Леня метался между работой, сыном и борьбой с соседкой. Они начали думать о переезде. Но продать хорошую квартиру, особенно с такой соседкой, — мечта. Кто купит?
И тут на помощь пришёл друг Леонида — хитрый, с чувством юмора и любовью к справедливости.
— Есть идея, — сказал он. — Купите старую стиральную машинку. Очень громкую. И включайте её ровно в девять вечера.
Они купили. Машина была древняя, гудела, как реактивный двигатель, тряслась, будто в припадке. Но документы были — всё легально.
В 21:00 они включили её. Дом задрожал. Полина Митрофановна, конечно, не заставила себя ждать. Уже через пять минут — скрип ступенек, звук отмычки, резкий щелчок рубильника. Свет погас. Машина замолчала. Но в этот момент Леня и Инесса уже стояли на лестнице, с телефоном в руках. Всё было записано.
А потом — ещё один удар. Стиральная машинка, повреждённая от резкого обесточивания, сломалась. Починить — дороже новой. Старушка, сама того не зная, уничтожила чужое имущество.
Супруги подали заявление в полицию. С камерой, с доказательствами. Участковый пришёл в третий раз. Уже не с разговорами, а с предупреждением.
— Вы повредили чужое имущество, — сказал он Полине Митрофановне. — Это уголовно наказуемо.
Старушка побледнела. Её уверенность рухнула.
— Но у меня пенсия… как я заплачу? — забормотала она.
— Тогда миритесь, — посоветовал участковый. — Идите к соседям. Просите прощения.
И она пошла. Сгорбленная, с опущенной головой. Просила не подавать в суд. Обещала больше не трогать щиток, не придираться, не выключать свет.
На этот раз супруги простили. Отозвали заявление. Хотели верить, что всё закончилось.
Но нет.
Полина Митрофановна не изменилась. Она не стала добрее. Теперь она смотрела на них с ненавистью. При каждой встрече — ледяной взгляд, презрительный вздох, шипение, как у змеи. Она мстила молчанием, косыми глазами, намеренным игнорированием.
Но Инесса и Леонид больше не боялись. Они поняли: с такими, как она, нельзя идти на уступки. Нельзя бояться. Если «пряник» не помог — пора доставать «кнут».
Они улыбались ей в ответ. Спокойно. С достоинством. И каждый вечер включали музыку. Пусть слушает. Пусть страдает. Пусть знает: в их доме — их правила. А свобода — не просят. Её защищают.
